Оперлась о подоконник, смотрю в ночное небо, там луна, ещё не круглая, но уже яркая.

– Знаешь что самое гадкое? То, что он бросил меня в такой ситуации, – я усмехнулась, – пусть бы подождал пока я умру и шёл на все четыре стороны. Я хотя бы верила в то, что кто-то любит меня, – сильнее сжала губы, чтобы снова не заплакать, – А теперь, получается и сердце у меня больное, и мужа нет, и жить не на что, и, подозреваю, негде.

Ком подкатил к горлу. Вспомнила, что возвращаться мне придётся в квартиру, где живу с Олегом вот уже пять лет. Там ведь все мои вещи.

– Не представляю, куда я пойду, если он скажет уходить… Куда я пойду? Получается, не ты – бомж, а я – бомжиха. Если Олег привёл туда свою Лерочку, то мне придётся уйти. А чтобы снять квартиру нужны деньги. Кругом нужны деньги, понимаешь? Вот если бы у тебя были деньги, ты бы сейчас не лежал здесь, рядом со мной, а лежал бы в платной клинике где-нибудь. И тебя бы целый день лечили. Ты бы давно пришёл в сознание.

Снова прошла от стены до стены.

– Если бы у тебя были деньги, была бы и жена и любовница, и кто-то из них сейчас бы сидел у твоей кровати.

Прошла по палате. Просто, чтобы ходить, двигаться. В одну сторону, в другую. Повернулась и вдруг увидела, мужчина пошевелил рукой.

Я остановилась, жду, если повторится, пойду и позову медсестру.

Врач ведь сказал, люди в бессознательном состоянии иногда шевелятся, тогда можно никого не звать.

А что если он приходит в себя?

Подошла ближе. Больше не шевелится, недвижим.

Протягиваю руку, трогаю плечо, чувствую тепло его тела. Дотрагиваюсь до пальцев, просовываю ладонь под его пальцы, легко сжимаю.

Мной движет желание показать, что он не один, и не брошен. Хоть этот мужчина мне никто, но за полтора суток, я прониклась некоторым желанием заботы о нём. Ему хуже, чем мне. Никто не заслуживает быть больным и брошенным. Я понимаю это как никто.

Обхватываю ладонью его пальцы, чувствую тихий жар его кожи.

– Да, тебе хуже, чем мне, – говорю тихо. – но ты, хотя бы, ещё ничего не знаешь.

В этот момент его пальцы вдруг сжались, стиснули мои пальцы. В первую секунду я замерла, но потом стала осторожно вытягивать ладонь из захвата. Скорее всего, неосознанного.

Мужчина держит, не пускает.

– Хорошо, давай я позову медсестру, – догадываюсь, возможно, он бессознательно пытается позвать на помощь.

Медленно и осторожно освободила пальцы из его захвата, пошла в коридор к дежурной медсестре.

– Тот человек, он опять двигается, – указываю пальцем в направлении нашей палаты, отвлекая медсестру от чего-то в телефоне.

– Да ничего страшного, пусть двигается. Если придёт в себя, и вы это увидите, тогда зовите, – сказала и снова погрузилась в экран телефона.

– Ладно, – я не стала настаивать.

Вернулась в палату, села на свою кровать, смотрю на мужчину. Вижу всё то же самое, закрытые глаза, губы, щетина, рука. Ничего нового.

Значит, ещё не скоро ему очнуться.

Выключила свет. Легла в кровать, укрылась. Смотрю в темноте на профиль соседа.

– Спокойной ночи…друг, – проговорила и закрыла глаза.

Ночью я опять тихо всхлипываю, жалею себя, представляю свою нелёгкую дальнейшую судьбу.

Утром ушла на процедуры. А когда вернулась, вошла в палату… обнаружила – вторая кровать пуста и полностью перезаправлена.

Признаться, в этот момент я как будто что-то важное потеряла, будто меня второй раз бросили.

Оно-то понятно, в данной ситуации никто меня не бросал, она должна была измениться в любой момент. Просто казалось и признаюсь, очень хотелось, чтобы этот человек открыл глаза и увидел меня. Я была почти уверена, что смогу сказать ему что-то хорошее, чтобы он не огорчался и не падал в пучину грусти, в которую упала я…