Когда они узнали, что ждут ребенка, было решено купить дом. Хотя в Германии жить в съемном жилье вполне нормально, но Павел сказал, что для семьи важно иметь свой дом, чтобы почувствовать себя по-настоящему дома. И даже квартира не подойдет, его семья должна жить в красивом особняке с красивым видом. Тогда-то Ира и рассказала ему о своей давней мечте. Они более полугода искали подходящий дом по всему Берлину. Что-то все было не то. Когда Ира уже думала, что они вряд ли даже при наличии денег успеют приобрести жилье до родов, Паша сказал, что у него есть для нее сюрприз. Он посадил жену в машину, попросил закрыть глаза и следил, чтобы она всю дорогу их не открывала. Доехав до пункта назначения, Павел вывел Иру из машины и сказал:

– Можешь открывать!

Открыв глаза, Ира поняла в каком районе они находятся, но этот прекрасный двухэтажный белый дом, скрытый в тени деревьев, она никогда не замечала.

– Ирина Сергеевна, вы согласны жить со мной в этом доме? – глядя на потрясенную жену, спросил Паша.

– Согласна, – дрожащим голосом ответила Ира. – Паш, мы правда можем его купить?

– Правда. Помнишь, я обещал исполнять все твои желания? Так вот, пусть это будет первое…

Попросив водителя подождать, Ира вышла из такси возле ворот своего дома, вспомнила тот день и с грустью подумала: «Паша-Паша. А как же обещание в болезни и здравии, в богатстве и бедности?»

Глаза наполнились слезами, она открыла ворота и вошла во двор. Во дворе было тихо и чисто, газон аккуратно пострижен, поскольку садовник все так же приходил и работал. Ира заранее настроила оплату на год вперед и не думала ее отменять. Пусть человек работает. Если Павел с Лией сюда вернутся, хоть во дворе будет красиво…

Она поднялась на крыльцо и, глубоко вдохнув, открыла входную дверь. Как же больно возвращаться в пустой дом. Стараясь ни о чем не думать, Ира вошла в кабинет, забрала из сейфа нужные документы и сразу вышла на улицу. Нет у нее сил здесь находиться.

Немного постояв, Ирина подумала, что это ее последний визит в свой дом, и она хочет его запомнить. Снова открыв дверь, она вошла и начала медленно, обливаясь слезами, ходить из комнаты в комнату, нежно трогая все предметы. Тяжелее всего было зайти в комнату дочери. Ира долго стояла в дверях, потом вошла, погладила все игрушки, фотографии, прилегла на кровать и поцеловала подушку, которая, казалось, до сих пор хранила запах Лии.

Подойдя к столику, Ира взяла лист бумаги для рисования, карандаш и почему-то по-немецки написала:

«Лия, доченька моя! Я очень тебя люблю и всегда буду с тобой, даже если нас разделяют километры или другие миры. Ты самое дорогое, что было, есть и будет в моей жизни. Больше всего на свете я хотела бы видеть, как ты растешь, играть с тобой, обнимать тебя…

Прости, пожалуйста, что я не рядом. Прости, что нас разлучили. Не держи зла на папу, он хотел как лучше.

Будь счастлива несмотря ни на что! Знай, что в этой жизни ты обязана быть счастлива. Больше никому ничем не обязана.

Если захочешь о чем-то со мной поговорить, просто посмотри на небо и скажи это – я все услышу. Очень тебя люблю!

Твоя мама».

Дописав, Ира взяла клей и приклеила записку к столу, чтобы ее так просто никто не убрал. Потом она сняла две фотографии дочери со стены и вышла в коридор. Зайдя в гардероб, взяла небольшую дорожную сумку, положила туда фото, несколько своих вещей и уже начала спускаться вниз, как в голову пришла еще одна мысль. Она вернулась в комнату дочери, снова взяла карандаш, еще один лист бумаги и уже по-русски написала: «Паша, я не держу на тебя зла за то, что ты бросил меня больной. Но никогда не прощу за то, что ты забрал Лию, даже не дав мне с ней попрощаться. Прошу только об одном: обеспечь нашей дочери счастливое детство, а когда вырастет, отпусти и дай строить свою жизнь так, как она захочет. Пусть станет тем, кем захочет. Не ломай ей крылья».