– А это грудь?

– Уж, какая есть! – в привычной манере огрызаюсь. – А-а-а, – нарочито насмешливо протягиваю. – Точно, ты же у нас «большой босс». Наверное, отвык от натурального, привык к силиконовым буйкам, – жестом округляю свои до утрированно большого размера.

– Ты просила о встрече, чтобы узнать какой размер груди у женщин я предпочитаю? – ровно парирует Костас, не поведя и бровью.

Я возмущённо всхрапываю, но язык прикусываю. Ничего не скажешь – уел…

– Прости, ты прав, это я… от нервов, – встряхиваю головой, позволяя рыжим кудрям немного потанцевать.

Помнится, Костасу это особенно нравилось. Он говорил, что мои волосы его гипнотизируют. Они – как играющее на солнце золото. Бывало, даже просил их коснуться.

Вот и сейчас, кажется, Дмитриадис реагирует на мой жест.

Правда, всего на миг.

Наблюдение не озвучиваю – и без того разговор идёт не так, как планирую.

Лучше о таком промолчать, не хочу раздражать того, кто решает мою судьбу.

– Надеюсь, ты адекватней своей службы безопасности, – спокойней выхожу на главную тему. – Прошу, давай решим вопрос…

– Моя служба безопасности – адекватна, – Костас короткой репликой отметает любую мысль, что обойдусь малой кровью. – И чтобы ты знала, она никогда… НИКОГДА не принимает решение без моего ведома.

Сердце неприятно ёкает.

– То есть, – выдерживаю паузу, пытаясь найти более точные и корректные слова, – ты был в курсе, и на всё это, – машу неопределённо, – дал добро?

– Естественно, – холодно кивает Дмитриадис, не сводя с меня убийственного безразличного взгляда.

У меня нет слов, а Костас как ни в чём не бывало продолжает:

– Я изучил материалы дела, показания свидетелей, перечень нанесённого ущерба, увидел суммы, а это…

Методично, почти скучающе перечисляет всё, что натворил мой муж, по ходу озвучивая денежный эквивалент, к итогу приписывая до кучи общий долг по казино, который мы с Ромой проиграли вместе.

Сумма выходит такая, что у меня аж челюсть отвисает, и на миг глохну:

– Ты издеваешься? – ни то всхрапываю негодующе, ни то давлюсь возмущением.

– …И это ещё без компенсации морального ущерба, – лениво добавляет Костас.

– Ты нарочно меня решил добить такими цифрами? – смаргиваю, не найдя, что сказать более внятного.

Дмитриадис продолжает излучать полное спокойствие, словно ему и впрямь плевать на происходящее и моё незавидное положение.

– Просто признайся, – не выдерживаю звенящей тишины, – ты мстишь за то, что я когда-то тебя отвергла, – вновь перехожу в наступление. – Нашёл повод, ощутил власть в руках и теперь пытаешься отыграться за прошлое! – колюче бросаю обвинение.

– Никита, – обманчиво ровно начинает Костас, чуть подавшись вперёд и водрузив руки на стол, – я не мешаю прошлое и настоящее, личное и бизнес. Мы были знакомы очень давно, и то время я так же давно вычеркнул из своей жизни. Мы когда-то дружили, и это единственное, почему мы сейчас говорим. Если бы не этот факт, поверь, за такую сумму я бы и друга закопал. А тебя… можно сказать, жалею.

– Шутишь? – шиплю я, выпучив глаза. – Я в плену и меня шантажируют!

– Ты цела и невредима, – всё на той же спокойно ноте чеканит Костас. – И не в плену – ты задержана. Тебя не шантажируют, но тебе придётся вернуть долг! Тебе или твоему мужу – мне плевать, так что не набивай себе цену, не тащи одеяла в свою сторону. Меня не волнует кто и что: меня волнуют МОИ деньги! И раз нет твоего благоверного, долг отработаешь ты!

Смотрю на Дмитриадиса и не верю, что это говорит он.

Костас не такой… Его никогда не волновали деньги.

Может быть потому, что он никогда в них не нуждался, но он их ненавидел! Люто! И всегда повторял, что не станет таким, как его родители.