Одну руку закидывает на спинку нашего диванчика, другую упирает локтем в стол. Внимательно всматривается в моё лицо, словно собирается запомнить его и воспроизвести по памяти на бумаге. Смотрит в глаза, на губы, опять в глаза.

Широко улыбаюсь, и Рома зеркалит этот жест. Улыбка всегда так преображает его обычно серьёзное, озабоченное лицо, что мне хочется заставить его улыбаться почаще. Улыбаться мне. А не вертлявой официантке в короткой рабочей форме.

— Я вживаюсь в роль счастливой невесты. Не принимай на свой счёт.

— Точно. Я забыл. У нас же ничего личного, только бизнес.

Мне кажется, в его голосе проскальзывают вопросительные интонации, от которых моё сердце делает кульбит.

— Конечно. Только бизнес.

Мешкаю немного и уже жалею, что уселась к нему на диванчик. Нам обоим не помешает немного личного пространства. Для свежести ума. Мне так точно.

Огромная тестестороновая гора в виде вкусно пахнущего Дроздова, немного сбивает меня с толку. Он смотрит исподлобья и почёсывает свой клык языком. Ёрзаю на месте.

— Я заказал тебе французский завтрак. Круассан с джемом и яйца, — вдруг переводит тему Рома и, словно потеряв ко мне всякий интерес, заново открывает свой ноут. — Давай свой паспорт. Я тут порылся в интернете, почитал про подачу заявления. Может заполнить один человек, а второй подтвердит в своём аккаунте.

— А… это удобно.

Порывшись в сумке, протягиваю ему свои документы.

Рома открывает нужную страничку с моими данными и несколько секунд смотрит на фотографию в паспорте. Усмехается и качает головой.

— Что такое? — хмурюсь я. — Дай посмотреть.

Если честно, уже и не помню какое там фото, но не сказать, чтобы самое неудачное в моей жизни.

— Руки бы оторвал фотографу, — бурчит Дроздов, принимаясь заново стучать по клавишам.

— Дело не в этом, — говорю серьёзно и заглядываю Роме через плечо, мне тоже интересно, какое фото у него в паспорте, но он всё ещё держит в руке мой. — Я просто ужасно получаюсь на фотографиях. В жизни и на фото будто два разных человека.

Рома хмыкает, не поворачивая ко мне головы. Я двигаюсь по диванчику чуть ближе к нему, и вот моё голое бедро соприкасается его, обтянутым тканью песочного цвета. Он горячий, чувствую жар его кожи и, быстро облизнув губы, двигаюсь ещё ближе, теперь мы касаемся и плечами. Пальцы Дроздова замирают над клавиатурой, и он делает несколько ошибок в моём имени. Готова поклясться, что видела, как волоски на руке приподнялись!

— Чего ты добиваешься, Канарейкина? — хрипло интересуется Рома.

— Ничего.

— Ничего? — Дроздов ведёт подбородком в мою сторону, смотрит быстро в глаза, и тут же соскальзывает на губы.

Моё сердце ухает вниз. Однако я никогда ему не признаюсь, что мне нравится дёргать его за усы. Понравилось особенно сильно, после того как он «наказал» меня поцелуем, который теперь не идет из моей головы.

Несмотря на то что сейчас мы подаем заявление в загс, будущего у наших фиктивных отношений нет и не будет. Смешно даже.

Какие отношения?

У меня после Куликова не было отношений три с половиной года. Я не помню, как это — нравиться парню, чтобы у него от нашей близости волоски на коже дыбом вставали. Не было никогда такого.

Вот и проверяю реакцию Ромы, раз за разом. Я знаю, что нравилась ему тогда, на первом курсе, а он, кажется, понравился мне сейчас.

Очень своевременно.

— Прости, — произношу глухо, искренне. — Я немного перегнула палку, да?

— Ага. Тут свидетелей нет, притворяться необязательно.

Я прищуриваюсь. Обида обрушивается как внезапный ливень на пустыню Сахара, буквально прибивая меня к обивке дивана.

— Больше не повторится, но и ты больше меня не трогай. Ни при твоей маме, ни при ком-то ещё. Это просто сделка.