– Отсоси, дрянь! – не сдавалась Саманта, пытаясь вырваться из сдерживающих ее рук.

– Тихо! – скомандовал голос позади потасовки, и в маленькую гримёрную вошел мужчина средних лет. Примечательностью его внешности были: проплешина, огромный живот, неприятный запах из подмышек и сверкающий пайетками пиджак, который он надевал каждый день.

Ха́рди Шолл – хозяин заведения – сразу оценил новенькую, как проблемную, но очень знойную особу. Понимал, что подъем продаж и интенсивность посещения его клуба за какие-то пять-семь дней являлись непосредственной заслугой Саманты. Но не обременял себя попытками похвалить её или защитить от других девочек. Казалось, эти разборки ему были даже приятны. И он намеренно не наказывал обидчиков, а усложнял жизнь самой жертве, как впрочем собирался поступить и сейчас:

– Саманта, опять нарушаешь порядок? Завтра останешься без обеда и ужина.

– Она испортила купальник и обожгла меня! – пыталась оправдаться пострадавшая, но Шолл проигнорировал ее вопли:

– За испорченный купальник, будешь спать в подвале.

– Ты с ума сошел, Харди?!

– Еще слово, и я отправлю тебя на неделю в публичный дом на соседней улице. Это будет хорошей профилактикой твоей непокорности, – перебил ее Шолл.

– Пошел ты к черту! – в сердцах выкрикнула Саманта, не в силах терпеть произвол.

– Рой! Джек! – окликнул Харди в сторону выхода.

В гримерной появились две огромные фигуры с качественно выбритыми головами. По приказу хозяина, схватили ошарашенную Саманту, и повели на улицу. Усадив безрезультатно сопротивляющуюся горетанцовщицу в авто Харди, выехали в соседний переулок в публичный дом в наказание на недельную «службу».

На следующий день Зои снова не стала открывать заведение для посетителей.

Благо, ночь прошла спокойно. Утром Киан изволил позавтракать, чему молодая хозяйка очень обрадовалась. Но строго запретила ему вставать с постели.

Девушка сбегала в местную пекарню за свежей выпечкой, а Чадд проигнорировав медицинские предписания, решил смыть с себя пыль и засохшую кровь, всё же посетив душевую.

Горе-переселенец самостоятельно пытался сменить повязку, когда Зои вставляла ключи в замок. По запаху мыла и мокрым волосам, та сразу всё поняла, и, обидевшись, прошла прямо на кухню, не глядя на непослушного «больного».

Джойс выгрузила сыпучие покупки в шкафчик, а быстро портящееся – убрала в холодильник. Киан наблюдал, как та избавляясь от куртки, настырно хмурила брови. От желания улыбнуться в его голубых глазах посвёркивал озорной блеск солнечного света, льющегося из окна.

Он протянул руку, сжимавшую стерильный бинт, намекая на то, чтобы хозяйка квартиры сделала перевязку.

– Неужели?! – скрестив руки на груди, с насмешкой выдала Зои. Парень продолжал сидеть с протянутой рукой. Рана из-за нежелательных водных процедур, снова окрасилась красным, что еще больше разозлило Зои.

– Пфф, давай уже сюда свой бинт! – разгневанный бездумным поступком волонтёр, грубо отобрала брусок свернутой марлевой ткани и поспешно принялась его разматывать.

Киан продолжал наблюдать, как Зои также всей строгостью хмурила брови, от чего на лбу даже залегла вертикальная морщинка. Это снова показалось ему забавным и он улыбнулся, но быстро сделался серьезным, чтоб ненароком не обидеть её.

Джойс сначала отрезала кусок стерильной повязки и приложила к ране, а потом принялась наматывать вокруг живота.

Чтобы передать бинт из одной руки в другую и обмотать широкогрудого нелегала, Зои приходилось прижиматься к нему. Попросту говоря, каждый раз, как бинт оказывался за спиной Чадда, Джойс заключала его в короткие объятия.