Может и правда, пора наконец-то поговорить с Ладой? Хоть что-то прояснить про нее? Про нас? Податься к отцу в аспирантуру, поддержать маму, раз она завелась с этим пацаном? Видимо, хватит быть как Марк. По ходу, пора уже что-то сделать нормальное и для себя.

А то я до сих пор больше Миронов, чем Ланской. Такое же эгоистичное трепло тянучее.

Когда я, устав «дышать на счет» и медитировать на луну выползаю из гостиной, то улавливаю часть напряженной беседы родителей.

Папа Влад тяжело вздыхает, а потом, словно через силу начинает говорить. И то, что я слышу, повергает меня в ужас:

- Мои родители всегда ненавидели и презирали меня, считали, что ребёнка им подменили в роддоме. Анна была звездой и любовью всей их жизни, а я – так, «авось на что сгодится и этот выбрак».

- Влад, не знаю, что тебе сказать ещё, – вздыхает мама.

А потом продолжает, да так, что очень хочется срочно в Ухту поехать, на кладбище, бл*, и пару вопросов почившему предку ее задать, чтоб ему там, в аду, не скучно было:

- Как ребёнок, ненужный своему отцу только потому, что девочка, я, возможно, понимаю твои чувства, но тогда должна быть откровенной: без разговора с родителями из этого болота ты не вылезешь. Ты же помнишь, что я поставила точку в своей эпопее при разговоре с отцом прямо перед нашей свадьбой?

И хвала всем ее Кириллам и прочим Мафдетам! Ох и свадьбу мы тогда замутили с батей. До сих пор приятно вспомнить, и как маме понравилось, и какая она счастливая была.

А сейчас она говорит с грустью, но спасибо, что без звона слез в голосе:

- И именно поэтому, после того как Анатолий Степанович ушел, эта история оказалась для меня окончательно закрытой. И я не ощущала потребности даже поехать на похороны, и ни разу сих пор об этом не пожалела.

- Возможно, мне нужно с ними поговорить? – папа Влад звучит удивленно и неуверенно. Это так странно. Он же всегда у нас кремень, скала, локомотив. А тут такое.

Нет, точно все наши проблемы от родителей и из детства. Хорошо, что мне повезло свой стартовый комплект так удачно сменить.

Что у моих там еще происходит, кроме разговора, мне не видно, но мама уже уговаривает, знаю я этот тон и паузы:

- Думаю, что да, но ты не готов к решительному выяснению отношений с родителями сейчас, поэтому я всего лишь попрошу тебя – если вдруг появится возможность или так сложатся обстоятельства, пожалуйста, не отказывайся!

А после там что-то шуршит, потом падает, и мама всхлипывает.

Я идиот, бл*. Сейчас влез ещё хуже, чем тогда, в ванной.

Это настолько горькое и личное, что, по-хорошему, меня следует убить.

Чужие тайны... Нет, не так.

Болючие тайны самых дорогих и близких.

И мне, мне тоже больно. За них. И за себя.

Я точно такой же, здесь мы абсолютно, бл*, схожи. Ненужные дети.

Не поймёшь сразу, кому из нас не повезло больше.

Все в говне. И мать, и батя, и я, да даже псевдо-Мироновский Никитос этот несчастный…

Да, так бывает.

Но я точно знаю, что любое дерьмо в нашей жизни случается для чего-то.

Нет, не почему-то, а для чего-то.

Оно обязательно нас учит.

Понял, о чем все это было? Извлёк урок, запомнил? Молодец!

Прощелкал, не отследил, не внял – получи ещё раз того же дерьма полную хатку.

Так что, множим мы собственные страдания и время в своей жизни теряем только тогда, когда не желаем учиться. А стоит задуматься, прочувствовать, осознать, принять – и, хоба, ты в шоколаде.

Или нет.

Столько времени прошло, и я даже с психотерапевтом говорил, и казалось мне, что отпустило… А все равно больно.

Мозг мой, чувствую, старается изо всех сил, ищет спасение, пытается удержаться на грани адекватности и…