Верховный церковник сжал моё горло посильнее, это было не столь больно, как странно: я ощутил давление на мозги, на сознание. Сразу прорезалось желание резать правду-матку и исповедоваться батюшке обо всех своих прегрешениях, нынешних и будущих.

— С Земли! — вымученно просипел я.

— Мы все с земли из грязи, идиот! Откуда ещё может быть человек?! Из грязи родился, снова в тлен через век превратишься. Страна-то какая? Лунелия?!

— Нет, не оттуда, но подождите! — испугавшись, что меня сейчас прирежут, я поспешил объясниться. — Страна моя глухая, далеко отсюда, но мы вашей Одатии не враги. Я даже не слышал никогда про эти два государственных образования: Лунелия и Одатия! Просто с Земли, круглой такой, но готов служить верой и правдой своему новому господину!

Сейчас главное — выжить, а когда я не буду связан, можно смыться из этого безумного кровавого вертепа. Как говорится: обещать не значит жениться! Ну или наоборот. "Его Несвятейшество" только чертыхнулось себе под нос, назвав меня невеждой, не знающим простых истин, что Земля плоская как блин.

— Нам нужны только свои, но в принципе... Если ты не враг... — жрец стал перечислять список каких-то стран или областей. Не знаю, вражеские они были им или нет, но я впервые слышал такого рода названия, о чём и правдиво докладывал.

— Скажи мне, зачем тебя оставлять в живых?! — убедившись, что я не враг, местный аристократ снова стал размышлять: оставлять ли меня в живы? — Чем ты можешь быть полезен, хоть не враг, но и не свой?! Сегодняшний улов: у меня уже есть дюжина тупых и безграмотных рагулей. Почему не поймать новую душу, вселив в этот сосуд мяса и костей? — постучал он по моему лбу костяшками пальцев. — Душу, которая точно преданна своей стране и господину.

Пока он говорил, я усиленно думал, как остаться в живых. Стоило выжить вопреки всему. Мой второй шанс мог быть и последним. Раз жрец не в восторге от деревенских, то, может, в этом и есть мой шанс?!

— Я обучен грамоте, счёту! Пятью пять двадцать пять! Я жил в городе! Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катета.

Мужчина в чёрном балахоне убрал руку с шеи, спросив, в каком городе я проживал, назвал несколько. Жрец аж поцокал языком: что ж за отдалённые места такие, что никто таких населённых пунктов не слышал прежде.

— Хмм, а сколько будет семью восемь? — спросил жрец, и я с воодушевлением ответил. — Чуть сложнее: сто тринадцать поделить на, допустим, семь.

Устный счёт без калькулятора, м-м-м, да вы издеваетесь. Но я же не жертва ЕГЭ, что-то до могу. Лёжа на окровавленном алтаре, взирая на толпу непонятных сектантов с кинжалами наизготовку, начал проводить несложные математические расчёты. Семь на семь сорок девять. Дважды по сорок девять будет сотня без двойки. Осталось разделить оставшиеся тринадцать плюс два. Это будет два и неделящаяся единичка в остатке. Два плюс семь, плюс семь…

— Шестнадцать и единица в остатке, — быстро посчитал в уме я.

— Да, шестнадцать, удивил! Не знаю, что за "в остатке", наверное, у вас другая школа счёта, но считать ты явно умеешь. Впервые вижу, что можно делить прямо в уме. Без палочки и записей хотя бы на песке! А можно ли тебе доверять? — опять начал сомневаться во мне его «сатанинское несвятейшество». — Ты не чужой, но и не свой. Получается… на тебя придётся поставить руну подчинения, не бойся, рабом ты не станешь от этого, если только отчасти. Но господину твоему будет достаточно приказать тебе умереть, и ты с радостью это исполнишь. Я бы не менял на это свою свободу. Но я аристократ — для нас честь важнее жизни, а ты... Решай сам, быть одатийцем — дело сугубо добровольное.