— Влюбилась, глупышка, — цокает языком Матвей. И смотрит так, словно я не человек, а бездомный котенок. Жалость с его стороны убивает, не хватало еще разреветься от нахлынувшей обиды. Даже говорить ничего не пришлось, сам все понял. Неужели все так безнадежно выглядит со стороны? — Не того ты выбрала, не того.

— Какая тебе разница, того или нет? — в глазах нестерпимо щиплет, но я держусь. В качестве защитной реакции выбираю грубость. — Это тебя не касается.

— Ты нормальная девчонка, Надя, — пожимает плечами брат Шахова, игнорируя мой выпад. — В тебе нет фальши, как в других. Я решил, что ты должна знать правду. Всю правду. Тебя он вычеркнул из жизни, как только ты стала для него помехой. А знаешь, как со мной поступил благородный и честный Максим Андреевич?

— Как?

— Украл деньги у моей семьи. Ни гроша не оставил. И сделал это, зная о том, кем является на самом деле.

— Это очень серьезное обвинение, — смотрю в глаза Матвею. — Разве такое возможно? И как вы это поняли?

— Поняли? Мы?

— Ну да, ты и семья. Ты же сам сказал, что Макс украл у вас деньги. Разве родители могли такое допустить?

— Не допустили бы, — соглашается Матвей, не сводя с меня стеклянного взгляда. — Если бы были живы.

Его признание сродни удару под дых.

— В-ваши родители… Их нет в живых?

— Погибли в автокатастрофе, — голос Матвея звучит глухо, впрочем, как и мой. — Три года назад.

— Какой кошмар, — прикрываю глаза, чувствуя невероятную жалость к братьям Шаховым. В висках пульсирует, наверное, давление подскочило от волнения.

Кажется, теперь я начинаю понимать, почему Макс такой замкнутый, а Матвей — нестабильный. Поначалу я списывала все на то, что он еще совсем юный, а в этом возрасте парням присущи вспыльчивость и импульсивность. А сейчас… все встало на свои места. Почти все.

— Да, это был кошмар, — соглашается Матвей. — И он продолжается до сих пор. Стоит мне закрыть глаза, как я вижу бледные лица родителей.

— Ты был там? В машине?

— Нет, я был на похоронах. Навсегда запомнил эти кадры. Макс был с ними, они ехали с какого-то приема, а я тогда остался дома, разболелся. Это случилось перед новым годом, — Матвей рассказывает мне все это, уставившись в одну точку. — Их занесло на скользкой дороге… Выжил только Макс. Отделался ссадинами, — горько усмехается.

Вспоминаю, что видела белесый след от шрама на правом боку Максима. Не успела спросить, откуда он, да и вряд ли бы услышала правду.

В груди появляется тяжесть и нестерпимо щиплет в носу. Поверить не могу в услышанное, это такая страшная трагедия, поэтому сложно реагировать спокойно.

— Ты разве не гуглила новости? — лицо Матвея искажается гримасой боли. — Не читала биографию Макса, составленную журналистами?

— Ничего не читала, — отвечаю, глотая ком в горле. — Я и подумать не могла… Господи.

— Расслабься, проверку прошла. Ничего ты не найдешь в интернете. Макс подсуетился, чтобы ни одной статьи не осталось.

— Зачем?

— Защитная реакция, — пожимает плечами Матвей. — Попытка прикрыть слабые места.

Кажется, припоминаю похожие слова от Шахова. Он пытался держать меня на расстоянии, объясняя все тем, что у него много недоброжелателей. Однако, теперь я не уверена, что именно было правдой.

— Только давай без этих взглядов, крошка, — удивительно, как Матвей держит лицо. У меня вот совершенно не получается, когда на душе полный раздрай. — Я сыт по горло жалостью окружающих. Как и их злорадством.

Нет сил, чтобы ответить ему. Киваю и подхожу к кухонному столу, чтобы налить себе воды. Патрик следит за мной, выпучив свои большие желтые глаза.

— После всего, что с вами случилось, — только сделав пару глотков, нахожу в себе силы, чтобы продолжить разговор. — Ты уверен, что Макс бы стал поступать так? Красть деньги, которые принадлежат вашей семье?