Кое-где виднеются обугленные останки деревьев. Вздрагиваю от карканья ворона, пролетевшего над головой и опустившегося на один из обугленных пней.

— Что здесь стряслось? — шепчу тихо. — Чем Пимар прогневал Стихии?

— Болтают разное, — со вздохом произносит Лэйтон. — Про заговор оборотней, драконов, его раскрывших, драконье пламя, якобы, это оно выжгло здесь всё на километры вокруг. Люди верят в это.

— А вы? — спрашиваю машинально, опускаюсь вниз, разгребаю рукой золу в попытке найти хоть какие-то признаки жизни, хоть травинку, хоть букашку, хотя бы что-то.

— Ты что-нибудь чувствуешь? — тревожно спрашивает Лэйтон, замечая моё движение.

Закатываю рукав платья. Магический рисунок выглядит обычно. Мотаю головой. Ничего я не чувствую. Мёртвая земля. Самое ужасное, что я видела. Слышу вздох за спиной, затем лорд Стилл продолжает.

— Что ж, дождёмся церемонии. Что касается всего этого, — он небрежно ведёт рукой, обрисовывая окрестности, — я видел бумаги о продаже кристалла трёх стихий, ценного родового артефакта. Предыдущий владелец хорошенько на этом нажился. С тех пор всё пошло наперекосяк. Железная руда иссякла. Родники и озёра высохли. Птицы и звери ушли. Почва перестала давать урожай, но это полбеды. Самое страшное — люди, они здесь угасают. Быстро. И никто не знает, в чём дело.

— Это ужасно. А нельзя его вернуть? Тот артефакт?

Замечаю вдалеке какие-то постройки. То, что осталось от некогда процветающей деревеньки?

Иду вперёд.

— Если бы всё было так просто, Элира, — в голосе Лэйтона горечь, — тебя бы здесь сейчас не было. Я пять лет потратил на его поиски. Когда последняя ниточка, ведущая к нему, оборвалась в Сортанате, едва не взвыл. Тогда я и узнал о тебе.

Грустно усмехаюсь: один артефакт взамен другого. Вполне себе хорошая сделка.

Целые ряды покосившихся домов с заколоченными окнами перемешаны с редкими домишками, из труб которых идёт дымок.

— Не все согласились уехать, — глухо произносит лорд Стилл. — Кто-то слишком привязан к своему жилищу.

Краем глаза замечаю движение, резко оборачиваюсь и вижу троих детей, один другого меньше, одетых в изрядно потрёпанную одежду. Двое тех, что помладше, прячутся за старшим, лет семи. Смотрят на нас настороженно, будто волчата.

— Эй! — улыбаюсь и тяну к ним руку.

В следующий миг их будто ветром сдувает: бегут прочь, сверкая пятками. Оборачиваюсь к Лэйтону:

— Ты… вы говорили, что люди здесь болеют? — голос хриплый, тон против воли обвиняющий. — Раз так, детям тут быть нельзя!

— Нельзя, — усмехается лениво и как-то равнодушно.

Обхожу один из домов и вижу целую улицу с полузаброшенными развалюхами. Там люди, много людей. И снова дети!

Чумазые, какие-то оборванные. В каждом из них я вижу свою «кокосика» из прошлой жизни, которая выросла на моих глазах, которую я нянчила как родную сестричку, и сердце рвёт.

Я принимаю всё увиденное на свой счёт.

Слишком близко к себе. Слишком нервно. Слишком лично.

Горло сжимается, в носу начинает щипать. Они ни в чём не виноваты, тогда почему они здесь? Кто допустил это? Кажется, я знаю ответ!

Сжимаю кулаки и подхожу вплотную к мужчине, в чьём равнодушии и холодности убеждалась снова и снова. Но это уже никуда не годится! Это же верх цинизма!

Как так можно? Ладно я, со мной он не нежничает с первого же дня. Но тут — дети!

— Тогда почему они здесь, Лэйтон? — впервые называю его по имени вслух.

Молчит. Смотрит вдаль, плотно сомкнув губы и подняв подбородок. Да ему, действительно, всё равно!

— Как вы можете? — шиплю зло, глядя на него снизу вверх. — Стоите здесь и… спокойно смотрите, как тут дети… умирают, вместо того, чтобы сделать простую вещь — забрать их, увезти в безопасное место! Вам совсем их не жаль? Это ужасно! Вы — жестокое чудовище, лорд Стилл!