Нас встречают жена дяди Жалсана – Должин-абгай, ее дочка Дыжит. Сын Жамбал, видимо, отправился куда-то в гости. Громким и скрипучим голосом Должин-абгай приветствует нашу компанию. Сонные и вялые, мы пьем чай и лениво хлебаем суп с лапшой.

– Уже поздно, – ласково говорит Должин-абгай, – оставайтесь у нас ночевать, играйте. Завтра домой пойдете. Куда вы на ночь? Снимайте шубенки. Гости Белого Месяца обязательно должны ночевать…

Мне не хочется оставаться. Боюсь. Ведь это стойбище на самом краю Мухар-Хунды, а один лама говорил, что в Мухар-Хунды водятся черти, Слышал я также, что черти всю ночь до рассвета терзают лошадей. «Почему они не проведут молебен и не изгонят чертей?» – думаю я…

Ночевать мы у Жалсановых не остались и ночью же вернулись домой.

Сагалган длится целый месяц. Однажды к нашей юрте подкатил на санях русский мужик. На нем была черная козья доха мехом наружу. Интересно, кто это? Долго я рассматривал его. Мужик неторопливо распряг коня, привязал его к коновязи. Он все время посматривал на меня и улыбался. Потом спросил, мешая русские и бурятские слова:

– Папка твой дома?

– Дома, дома, -зачастил я обрадовано.

Посматривая на меня, мужик взял из саней туго набитый мешок, подошел к дверям нашей юрты, положил на землю мешок, сбросил на него доху, сверху – мохнатую шапку. Я понял, что он ждет меня, подбежал, открыл дверь и ринулся в теплый сумрак юрты. Мужик неторопливо вошел за мной.

Папа рылся в ящике, где хранил всякие железки и инструменты. От звона он ничего не слышал. Мамы и Жалмы-абгай дома не было.

– Мэндээ! Здравствуйте! – громко и радостно сказал мужик и раскрыл для объятий большие руки. – С Белым Месяцем! Праздник… Почему работаешь?

Папа оглянулся и встал. Они обнялись и расцеловались.

– Мэндээ, Ванька— тала! Хорошо, ошень хорошо! – смеялся папа, разглядывая друга.

– как баранухи, яманы? Жирные? Волков нет? – расспрашивал гость.

– Хорошо, ошень хорошо! – продолжал радоваться папа.

Появились мама и Жалма-абгай. Увидев гостя, мама сразу поставила на недавно сложенную печурку чай, подбросила в огонь дрова.

– Тала приехал, – приговаривала она, – надо мясо с улицы занести, сена его коню дать.

Папа и его друг оживленно беседовали, мешая русские и бурятские слова. Я понял: папа будет что-то будет ремонтировать Ваньке— тала… Русские друзья отца часто привозят ему для починки ружья, топоры, ножи, самоварные трубы, расплачиваясь хлебом, мукой, зерном. У папы много друзей, он никогда не торгуется с ними, принимает все, что они привозят, ремонтирует и отправляет обратно. С нашими овцами иногда пасутся и овцы наших русских друзей. «Вот этот большой черный баран – не наш, а папиного друга», – доверительно сказала мне однажды Жалма – абгай.

Мама всегда увозит нашему другу подарки – сухожилия для ниток, выделанные шкуры, баранью грудинку… В седельных сумах она часто привозит нам большие ковриги хлеба, калачи, вкусные шаньги и булочки. Летом, когда курят араку, оставляют в большом деревянном жбане первач. Крышку жбана забивают деревянными гвоздями, ставят на хранение в тени. Это для нашего друга…

Сагалган продолжается. Днем и ночью мимо нашего стойбища проносятся нарядные всадники на конях с лохматыми гривами и красивыми седлами, веселыми хмельными голосами распевая песни. Скорей бы подрасти и праздновать как взрослые!

Дни становятся длиннее, после полудня у домов и юрт подтаивает снег. За юртой дедушки, на жерди изгороди садятся синицы, они весело, совсем не по— зимнему, перекликаются и вдруг улетают с протяжными криками.