– Прости, дорогая. Не стоило лишний раз напоминать. Это была моя идея не говорить о его плачевном состоянии в последние дни жизни. Я боялся представить, каким ударом тогда подобная новость может обернуться для тебя.

Агата рассеянно кивает. Она не винит отца за это. Если бы она узнала о состоянии Уильяма, то окончательно сошла бы сума.

– Как насчёт рассказать мне побольше об этом Терри?

Попытка перевести тему срабатывает. В голове всплывают счастливые воспоминания. Агата прокручивала их по сто раз в голове. Особенно холодными ночами в Риверсайде они согревали её душу и разбитое сердце.

– Это самый замечательный малыш в мире. Он любопытный и легко учится новому. Любит тыквы. Ненавидит цветы. Сам готовит и стирает. Читать почти не умеет. Я хотела научить его, а в награду подарить мою любимую книгу о приключениях Алисы, – вновь подкатившие к глазам слёзы останавливает внезапно пришедшая мысль. – Пап, а давай мы его себе заберём? То есть, когда вернём к жизни, конечно. Дейл всё равно не умеет за детьми ухаживать, да и некогда ему.

– Почему нет, – Джеймс на это спонтанное заявление реагирует с удивительным спокойствием. Кажется, ничто в этом мире не может вывести его из себя. – Я все колени отбил, ползая за твоей мамой и уговаривая ещё на одного ребенка.

– Не поняла. Тебе что одной дочери мало?

– Ты сейчас говоришь прямо как Катерина.

Джеймс вытягивает руку, пытаясь погладить Агату по голове, но та гордо вырывается из объятий, обиженно поворачиваясь спиной.

– Ты злишься на меня, морковка?

– Ещё бы! Вот появится Терри, и ты сразу начнёшь вокруг него круги нарезать. А меня отодвинешь на второй план.

Задорный смех эхом разносится по часовне. Подхватив Агату, отец крепко прижимает её к себе.

– Обещаю, что буду любить вас обоих одинаково сильно! Да и Катерина, думаю, не будет против…

Улыбка сползает с лица. Стального оттенка глаза вглядываются вдаль. Губы поджимаются в плотную линию. Ладони неосознанно стискивают плечи дочери.

– Я ведь бросил её, как и ты Уилла. Поддался на уговоры бежать в одиночестве, – будто очнувшись, он быстро разжимает ладони. Горькая улыбка и боль в глазах говорят больше, чем Джеймс хочет сказать. – Не подумай, я рад быть сейчас с тобой, но пока я распиваю чай, моя любовь томится среди крайне антисоциальных субъектов. Как бы мне не хотелось разделить с ней эту ношу, я пообещал найти и защищать тебя.

– Пообещал, – эхом повторяет Агата. – Я обещала, что не брошу Терри. Обещала, что не оставлю его.

Последние сомнения отпадают. Агата подходит к печке и распахивает её дверцу. Жар обдает лицо. Через мгновение среди поленьев оказывается деревянный гребень. Он вспыхивает радужными искрами и рассыпается в пепел.

– Теперь Валери стоит бояться меня по-настоящему. Чего бы мне не стоило, я верну своих друзей и мир в этот город. И пусть моё будущее неизвестно, я буду в окружении тех, кого люблю и кем дорожу больше всего на свете. Биение их сердец укажет дорогу. Я буду верить в это до конца.

Обычно Агата не боялась замкнутых помещений. Ей довелось провести немало времени в лабораторных стенах. Каждый раз выходя на улицу после очередного затворничества, она ненадолго закрывала уши руками, не в силах вынести оглушающий шум города. Однако место, в котором ей посчастливилось оказаться, могло, похоже, одарить клаустрофобией даже её крепкие нервы.

Агата предпринимает ещё одну попытку пошевелиться. Бесполезно. Пространство вокруг только сильнее сжимается, будто в брюхе у змеи. Недостаток воздуха пронзает лёгкие болью. Что с закрытыми, что с открытыми глазами, перед взором пляшут разноцветные пятна. «Только помереть в этой давке не хватало». Будто услышав её мысли, до ушей долетает шум возни откуда-то сверху. Рот жадно хватает краткий приток воздуха. Дышать становится легче. Едва различимый баритон доносит до неё встревоженное «мама».