Я качнул головой.

– Что ж вы сами до сих пор не женаты?

– С моим-то умом? – двинул бровью Родерик. – Для стряпни мне достаточно миссис Терриберри. А на улочках и в игорных клубах хватает предложений любви без обязательств. Мы – просвещенная страна. И даже в этом смысле передовая.

Он звонко хлопнул ладонями по ляжкам.

– Ну что, пошли?

– Куда? – удивился я вставшему Гарпасту.

– К Элизабет Максон, конечно же! – он потянул меня за руку. – Подарки и комплименты, Джонатан. Я устрою вашу личную жизнь. У вас нет ничего подарить?

– Родерик…

С великой неохотой я дал увлечь себя в проход.

– Что, нет подарка? – мой друг скорчил гримасу. – Тогда комплименты. Сначала извинения, потом комплименты. Я знаю, это работает.

– Понимаете, Родерик, я не уверен…

– Вот! Вот, – Гарпаст наставил на меня палец. – Вы все три года так. Хорошо, что я с вами.

За окнами мешалось желтое с серым, коричневое с грязно-зеленым. Один депрессивный пейзаж перетекал в другой, и даже выглянувшее на мгновение солнце казалось предвестником апокалипсиса.

Я шел будто агнец на заклание.

Сомнения ныли во мне, страх бурлил, предчувствия угнетали, а раздражение деятельным Гарпастом зудело под кожей. Что я скажу? Зачем? Мне совершенно не хочется, думал я.

И вместе с тем, подспудно, я желал, чтобы все именно так и происходило: разнесчастный герой, благородный (за фунт) помощник, неясное, не оформившееся чувство.

Впрочем, солнце все равно казалось апокалиптичным.

Гарпаст остановился у восьмого купе:

– Стучите.

– А что я скажу? – зашептал я.

– Скажете, что не можете простить себе того, как вы расстались, – зашипел в ответ Родерик. – Что чувствуете себя последним болваном. Что она не идет у вас из памяти, ее прекрасные глаза, ее тонкая рука, ее милая шляпка. Что вам, как писателю…

– Ну, это уже слишком!

– Тьфу! Тогда это скажу я. Стучите!

Родерик приподнял мне руку.

– Я не совсем…

– Стучите же!

Он стукнул в дверь моими пальцами.

– Э… Элизабет? – позвал я.

За дверью было тихо.

Я повернулся к Гарпасту:

– Наверное, она спит. Не будем мешать.

– Еще раз, – сказал неумолимый Родерик.

Пришлось постучать снова.

– Извините, Элизабет…

Я взялся за ручку.

– Стойте!

Гарпаст вскрикнул так неожиданно, что я буквально окаменел. Все во мне сжалось, дыхание перехватило, а сердце провалилось в живот.

Родерик осторожно отлепил мои пальцы.

– Смотрите.

Он повернул ладонь. Пальцы оказались испачканы чем-то красным.

– Что это? – тихо спросил я.

– Кровь. – Мой друг присел у двери и, не касаясь, осмотрел дверную ручку. – След нечеткий, смазанный. Вы еще поработали…

Он достал платок.

– Знаете, Джонатан, – сказал он, повернувшись ко мне, – я всегда хотел расследовать убийство в идущем поезде. С него невозможно сойти, а, значит, круг подозреваемых ограничен лишь пассажирами. Кто-то убил, но кто? Представляете? И я методом опросов и анализа нахожу расхождения в показаниях…

– А остановки? А если убийца выпрыгнет в окно?

Гарпаст вздохнул.

– Зануда вы, Джонатан.

Платком он обернул чистый край ручки. Мягко щелкнул язычок замка. Господи, подумалось мне, а если там труп? Если там бедная девушка с ножом в сердце? Или же убийца?

– Может, позвать проводника? – побледнев, прошептал я.

– Не торопитесь.

Дверь отворилась без скрипа.

Первое, что бросилось мне в глаза, – пятна на светлом коврике на полу и смятая салфетка на столике.

– Ага, – сказал Гарпаст, распахивая дверь во всю ширину.

В купе было пусто.

Я выдохнул. На левом диване стояла шляпная коробка, дорожная накидка висела на крючке у стены, на правом диване обложкой вверх лежал роман Бронте. Красная атласная лента пересекала его наискосок.