Тут же двухметровое тело беспокойно шевелится рядом со мной.

Как он умудрился сюда упаковаться…

– Можно я посплю еще немножко?… Пожалуйста.

– Спи, спи, время у нас есть. Я так думаю.

– Спасибо.

А через несколько секунд слышу сладкое посапывание.

Сладкое? Ловлю себя на этой мысли. Что это за бред? Хочу изо всех сил дать ему локтем в грудь, но интуиция шепчет, «С ума сошла? Ему еще вести тебя больше ста километров, потом, ты не знаешь его планов. И давай ты позволишь себе быть ему хоть чуть-чуть благодарной! Благодарность в такой ситуации еще никому не вредила»

Так странно, я давно это заметила, что у моего внутреннего голоса, моей интуиции, мамин голос. Во многом поэтому я почти всегда прислушиваюсь к нему.

«Так и быть, мама, как скажешь».

«Ох, какая же ты у меня упрямая, Таша».

«Не зови меня так! Или ты забыла, как сама назвала меня, мама?»

«Жизнь всё расставит по своим местам, Таисия. Имей терпение. И вот ещё что, деточка… не заиграйся!»

От этих странных слов почему-то меня прошиб холодный пот.

«Не заиграйся». Что это значит?

Вопрошаю свою интуицию, она молчит.

Поэтому приходится повернуться лицом к стене (не к нему же), и плотно закрыть глаза.

Миг и я засыпаю снова.

«И снится нам не рокот космодрома, не эта ледяная синева. А снится нам трава, трава у дома, зеленая, зеленая трава».

И снится мне наша с мамой небольшая квартира, гостиная, цветастая нарядная скатерть на столике, скатерть, которую я сделала своими руками на уроке труда. Мама мной очень гордилась тогда.

На столике стоит мой нефритовый слоник. Мама с самого первого дня, с моего пятого дня рождения, говорит, что нефрит – мой счастливый камень, а слон приносит удачу.

Я смотрю на слоника и вспоминаю, как, когда мне было четыре года, мама отвела меня в зоопарк, и там я впервые увидела живого слона.

Он был такой большой, серый, с длинным хоботом, и мне даже разрешили покормить его. Правда, чем именно, я не помню. Надо будет спросить об этом у мамы.

– Мам, а чем я кормила слона в зоопарке?

– Слона? Если мне не изменяет память, это была морковка.

Да, точно, это была морковка. Вот почему зимой снеговики с носом из морковки напоминают мне о моем нефритовом слонике.

Мама стоит рядом со мной, гладит слоника по спинке, и вдруг говорит, тихо и очень серьезно:

– Я каждый день молюсь о том, чтобы рядом с тобой появился такой вот слон. Сильный, верный, большой, красивый. Ты ведь расскажешь мне об этом, когда Господь услышит мои молитвы?

– Расскажу, мам. Хотя, зачем? Ты же и так сама узнаешь о том, что в моей жизни появился заступник. Ведь ты будешь со мною рядом всегда, правда, мама?

– Конечно, правда. А иначе зачем бы я стала дарить тебе слоника. Чтобы всюду быть с тобой рядом, милая. Ты главное не волнуйся, деточка, ты не останешься в этом мире одна.

– Я знаю, мама. Важнее всего, чтобы ты жила долго и счастливо.

– Буду жить долго и счастливо. Обещаю тебе, доченька.

Я поворачиваю голову на ее голос, и вижу бледное, осунувшееся мамино лицо. Болезнь уже терзает ее плоть, ее прекрасное еще молодое тело. Господи, ну почему же, почему это должно было случиться с моей мамой?

Будучи студенткой Меда, как я могла не заметить симптомов раньше? Может, если бы я забила тревогу год назад, еще что-то можно было бы изменить? Но ведь и сейчас все еще, теоретически, но можно. Лишь бы денег найти.

Деньги нашлись. Сначала операция помогла. Но потом рак вернулся, а денег больше не было. Денег не было, зато остался гигантский долг. Долг перед теми, для кого слово «рабовладельчество» давно вошло в обиход…

Сон прекращается также внезапно, как начался. Я открываю глаза и понимаю, что машина снова на ходу, легко летит по междугородней трассе.