– А-а, вот ты где! – раздался голос Тутмоса.

– Ты слышал, о чём я говорила?

– Нет, но… не трудно догадаться.

– Ведь ты мой друг, скажи…

– Я и пришёл, поговорить с тобой.

– О чём?

– О любви. Принёс тебе золотую змейку – подарок отца моей матери. Единственное, что осталось… от их любви.

– А ты? – улыбнулась Нефертити.

– А я… хочу жениться на тебе! – булыжником о рёбра ударилось сердце молодого скульптора.

– Ты же мне брат!

– Ну и что? Разве в Египте сёстры не выходят замуж за братьев?

– У нас и отцы женятся на дочерях! – вспыхнула девушка. – Будто мы не люди, а коты и кошки!

– Но я же… не настоящий твой брат, – запрыгнул в ладью Тутмос.

Нефертити не услышала его, продолжала говорить о казавшемся ей оскорбительном сходстве уклада жизни людей и животных, хоть и царственных.

– У них больше свободы! Любой дворцовый кот может найти себе по душе кошку, хоть в лавке торговца, хоть на вонючей улице, где живут скорняки.

– Но если в кошачьем сердце и есть любовь, то… она живёт лишь миг.

– Вчера Мутноджемет гостила у Сатамон…

– Причём тут твоя сестра? – от запаха спелой айвы, исходящего от волос Нефертити, закружилась голова у Тутмоса.

– Не перебивай! Она рассказала: дворцовая кошка для своих родов выбрала постель сестры Аменхотепа. Сатамон увидела, рассердилась, схватила кошку за шкирку, хотела выбросить из спальни, да наступила на котёнка, который выпал, понимаешь, и раздавила его…

– Не знаю, что сказать…

– Не знаешь, не говори! От испуга она швырнула кошку опять на постель, и та родила ещё пять котят, разных мастей, от разных котов!

– Я же говорил: любовь может сотворить только сердце человека, – улыбнулся Тутмос.

– Ничего смешного! Сердцам многих людей всё равно…

– Моему, не всё равно! Ты – его звёздочка! Одна на весь Египет, на весь мир, на всю жизнь…

– Звёздочка? – разочарованно повторила Нефертити. – А настоящая любовь – солнце!

– Откуда ты знаешь? – ревниво спросил Тутмос.

– Когда любишь, дышишь солнцем, а я… не могу надышаться Аменхотепом, так говорит моя няня.

– Но его плоть вместо семени извергает слова! Прости, не знаю, что на меня нашло, – смутился Тутмос. – И жена – не няня! – не ожидая от себя такой смелости, обхватил он руками тонкий стан девушки, прижал к себе.

– Щекотно, твоё дыхание горячее десяти солнц, – колокольчиками рассыпался смех Нефертити.

– Во мне всё горит, поцелуй меня, – прошептал Тутмос так отчаянно, будто его действительно жгли на костре.

– Тогда тебе необходимо охладиться…

– Давай нырнём вместе, вдруг богиня озера подарит нам любовь, – наклонился над бортом, потянул за собой девушку пылкий влюблённый.

Золотая змейка выскользнула из его руки, рассекла воду, а он и не заметил.

4

Веки твои тяжелы, чтобы на ночь плотнее закрыться, душу чистую пряча от демонов ада, чтоб наутро с невинной душою родиться, – послышался вдохновенный голос Аменхотепа младшего, сочиняющего гимн Нефертити, чтобы прочитать ей на богослужении в честь ухода солнца на покой.

Похоже, он не замечал ничего вокруг. Но путь его был к озеру.

– Эхнатон, мы здесь, – окликнул Тутмос, разжимая объятия.

– Ты, как лев, а Нефертити похожа на маленькую птичку, на которую ты не позаришься, потому что она не утолит твоего голода, – обрадовался будущий владыка Нила неожиданной встрече. – Как вы узнали, что я буду здесь? Тутмосу, конечно, открыли тайну камни. А тебе… владычица приязни, подсказало сердце? Ладно, гадать не буду. Я и сам не знал, что ноги приведут меня сюда. Народ Египта так ленив, что придумал самое скорое письмо, где значок заменяет слово, иначе глины не хватило бы на пластинки, которые итак кончаются, стоит только начать писать. К тому же поломались рыбьи кости. Такая страсть меня обуяла, потерял контроль. Нажим – и хрусть! И хрусть! И хрусть! Не только не на чем писать, но и нечем! Тогда решил я погулять, чтоб поучиться красноречию у финиковых пальм, – с восторгом уставился Аменхотеп на друзей детства, и, вдохновившись, снова продолжал. – Кстати, твои глаза, приятный собеседник гор, похожи на финики. И знаю, твои руки плодоносят, хотя, ты до сих пор не выполнил одной моей просьбы. Она все ещё в силе. Ты принёс мне фигурки только главных богов, которые я растоптал. Но в Египте их сотни! Ладно, даже хорошо, что ты не поспешил. Теперь я поступлю иначе: запру их в чулан! Ведь, согласитесь, многие из богов – чудовища, страшно на них смотреть! Представляю, как будет ликовать народ, когда узнает, что бог один. Всегда на небе. Всех одинаково ласкает. Вовремя взойдет, жизнь заново творя. И спрячется, даря покой, вернее, смерть нестрашную. Накройся покрывалом, спрячься от воров и ядовитых змей. А утром возродись. Любовь моя, с тобой мы будем встречать Атона и провожать, молясь и принося ему дары, – Аменхотеп младший протянул Нефертити руку, приглашая сойти на берег.