Несчастные скитальцы несмело стали расходиться по сторонам. Павел, решившись в одночасье сегодняшним утром сходить и увидеть Марту, своё намерение потерял. Он не знал, чем обернётся день завтрашний, но в нём казалось тоже не найдётся места приветственному дружескому визиту, шоколадным печеньям, купленным по дороге в другом магазине, в другом здании по соседству, и не найдётся места добропорядочности, хотя и слово не было нарушено, он его не давал, но на душе остался неприятный осадок, и мужчина поторопился наверх, впервые за жизнь с, преследовавшим позади, чувством глубочайшего раскаяния.

Ася и Саня вновь остались одни, они стали неумело продвигаться по коридору дальше, но едва ли прошли и пару шагов. Это утро, как и многие до него, не вершило над ними судьбы и не искало в них стремления что-либо изменить. Тонкая уловка материи и свет, вспыхнувший в одночасье, сумел пробудить от долгого сна только одно из присутствующих, да и то ненадолго. Пресловутые коридоры сегодня были на удивления короче, чем прежде, быстрее пытались разлучить. Отчего-то сегодня разлучаться совсем не хотелось, именно сегодня хотелось пойти на работу вместе, отправиться вместе в любое из мест, только бы не нарушить объединение.

Они могли не сказать друг другу и слова за весь день, порой в выходной не выйти из комнаты и не удостоить родного человека и взглядом, словно испуганные отростки жизни хотели потеряться в комнатах и не испытывать насмешливого чувства разочарования от скорой встречи и скорой разлуки. Но неотъемлемо, час за часом, искать способ избежать участи разойтись в разные стороны, когда снова набирались храбрости друг друга найти. В кратком пути на работу, с работы можно было вообразить всё что душе угодно, нарушить нерушимое и собрать воедино нарушенное. Запах человека вблизи, его робкое неуверенное прикосновение, которого другой недостоин, и участь молчания о своём внутреннем, как о чём-то не столь и важном. Нарушить покой другого ни один не смел, так и жили они в близости и так откровенно далеко, как целый мир, бушующий океан, водная гладь бесконечности, пучина бессмертных глубин, глубин неизведанных вселенных. Глаза Аси опустошённые, как и сама жизнь, глаза Сани омрачённые, как и сама смерть, и лелеяли они друг друга два возлюбленных другим человека, не смея ничего сказать за или против. И, как бы не хотелось отодвинуть момент разлуки, им ни разу не удалось провернуть этот трюк.

Они шли близко и запредельно друг от друга далеко, становясь тенью, зайчиком света, пылинкой на теле, чтобы не упустить ничего из поля зрения и чтобы не стать причиной собственного одиночества. Ася отправилась налево, оставив позади брата. Саня отправился направо, оставив позади сестру. Каждый попеременно оборачивался, не упуская другого из вида, пока не ушли они так далеко, что и видеть было уже некого. Ни один из них не видел, что другой смотрит, они следовали незаметно, не желая быть обнаруженными, и не могли догадаться, что пока один взгляд, притихши замер, другой взгляд уже следует за тобой. Ася шла неуверенно словно потеряла опору, Саня же наоборот шёл быстро и чётко, боясь потерять опору. Видимость была пыткой, но больше всего пыткой становилась минута, в которую неумолимо снималась эта самая видимость. Ни один человек на свете не может жить, навсегда запрятав в себе самые страшные тайны, а тем более человек, преданный, с сердцем, умеющим любить и прощать. И эта минута расставания, когда знаешь, что разлука не навсегда, знаешь, что вскоре встретишься вновь с тем, кого оставил, была именно той минутой, в которую срывалась гнетущая видимость. С болью в сердце, тоской, со всепоглощающей яростью вырывался человек наружу и понимал, как он слеп и смешон, а ничего поделать не может. И в эту минуту вырывался тихий стон, эхом пролетающий сквозь запутанные коридоры бизнес-центра, изворачиваясь, возвращался наружу, отражаясь в стекле небосвода, в запутанном дне и в лике того, кто покинул на время, но ушёл навсегда.