Варна проснулась и увидела рядом с собой отца. Со слезами он неловко приобнял дочь.

– Все хорошо будет, тут средство от ожога, скоро ты поправишься.

Ожога, вот же черт, так значит все это было взаправду. Глаза опустились на покрасневшую кожу в волдырях. Отец принес небольшой черепок, гусиным пером бережно нанес на кожу что-то темное и маслянистое. К обеду подоспела знахарка накормила и напоила Варну. Изо дня в день девушку окружали заботой и лечением. Жар потихоньку спадал, рана начала затягиваться корочкой, только проклятый ожог не хотел проходить. Большая часть кожи потемнела и превратился в коричневый струп. Волдыри налились желтой жидкостью. Куски, где кожа слезла, смотрелся как сырое куриное мясо. Тошно было девушке, от такого зрелища. Ночью, когда отец не слышал, она тихо плакала. Плакала об обретенном уродстве, о подлом предательстве, о том с какой жалостью смотрит теперь на нее отец. Будто она теперь какая-то калека, хоть и все у нее на месте. Да только внутри не на месте, поломалось в ней что-то еще сильнее. То же что уже надломилось, когда над ней в детстве издевались, чурались ее. Теперь ко всему она еще и уродка. И пусть за длинным сарафаном ничего не видно, она знает, что там прячется ее тайна, ее боль.

Дни шли за днями. Варна тяжело, но все же шла на поправку, желтые пузырьки полопались, струп отслоился коричневой пленкой. Но затем начались нагноения. Девушка навсегда запомнила противный сладковатый аромат гниющей плоти, ее плоти. От гноя удалось избавится, благодаря стараниям Ерги. Она обхаживала Варну, как родную дочку, обрабатывала ногу, регулярно перевязывала чистой тканью. Вот наконец появились жесткие корочки. К тому времени девушка уже чем могла помогала отцу.

Варне очень хотелось, чтоб от ожога не осталось и следа, но обернулось по другому. Корочки уступили место совсем новенькой, покрасневшей, но неровной коже. Пока никто не видел девушка часто приподымала повыше подол, чтобы посмотреть на свое новоиспеченное уродство. Она водила рукой по рубцам и думала, что жизнь никогда уже не станет прежней. Какая теперь может быть вера людям, коли они смерти твоей желают. Да и из-за чего, из-за того что Ратибор на нее посматривал чуть дольше, чем следует. Так в чем же здесь ее вина? Внутри закипала бессильная злоба. Ничего, придет время и она отомстит, не сейчас, не сегодня, но это время придет. Вдвое отольются Аленке горькие девичьи слезы.

И вот сидит Варна у реки, смотрит на весенний ледоход. Рядом с девушкой два деревянных ведра. Обернувшись, еще издали она заприметила рыжую копну волос и знакомый силуэт. Вацлав, ее друг с детских лет. Правда с тех пор уже много воды утекло и виделись они теперь редко. Лишь иногда перекидывались парой слов, но тем не менее у обоих в сердце сохранилась теплота от смутных детских воспоминаний. Теплота друг к другу.

Вацлав тоже заметил девушку и двинулся ей навстречу. Парень резво взлетел на пригорок.

– Здравствуй, Варна! – улыбка до ушей, озарила доброе веснушчатое лицо.

– И тебе не хворать! – девушка не смогла не ответить улыбкой, хоть глаза и оставались печальными.

– Ты где столько пропадала? В деревне уж бабы устали языками чесать, все выдумывают наперебой, что с тобой приключилось. Анка к тебе заходила, твой отец спровадил ее, сказал сильно хвораешь. Я уж места себе не находил, переживал жива ли ты. Бабы говорили, что тебе за колдовство наказание. Да какое колдовство, уж я то тебя знаю не ведьма ты вовсе. Скажи, что с тобой стряслось?

Варна долго молчала, Вацлав смотрел на нее испытующим взглядом. Девушка глубоко вздохнула и как-будто что-то для себя решила.