– Понимаю, что запрещать пить вам сейчас бесполезно. Все равно, когда мы с Борисом Натановичем уйдем, вас ничего сдерживать не будет. Кроме той перспективы, что я вам рассказал. – Компания единомышленников сразу поскучнела. Я посмотрел на Бориса. – Борис Натанович, думаю вам лучше остаться с коллективом и проследить чтобы…

– Паша, Паша, конечно, я прослежу. – Не дал мне договорить Борис. – А ты, может, с нами останешься, тоже последишь немножко?

– Да, Павел Иванович, посидите с нами. – Включился в разговор осмелевший Матвеич. – Вы так доходчиво все рассказываете. Мы еще послушаем. Брательник мой на вас похож. Не лицом, а вот такими разговорами. Тоже очень умный человек. В нашем деле ничего не понимает, но умный. Он, как отец, в иноки пошел. Я, конечно, в Бога тоже верую, но мне простым и понятным делом заниматься интересней. А вот они с отцом старую веру в людях возродить хотят. Отец-то в скит ушел годков уж в сорок, а брательник так годов с шестнадцати по скитам скитается. Заходит иногда. Все какие-то книжки-бумажки с собой носит. Правда, время от времени заказ какой сделать просит. – Матвеич с опаской посмотрел на Лихтермана. – Но это только чтоб без ущерба мастерской.

– Так у тебя брат старовер?

– Я ж говорю – старовер. И других к этому делу склоняет. Я ему говорю, что нет уже в народе веры. Никакой веры – ни новой, ни старой. А он всегда так по-умному отвечает, что ни в самой вере дело, а в отношении людей к тому миру, в котором они живут, и к другим людям, с которыми живут. А еще говорит, что важно то, что мы своим детям передадим. А с верой это делается или нет, так это не столь важно. Во как! У самого ни кола, ни двора, ни котенка, ни ребенка, а все о будущих поколениях заботится. Чудак-человек.

Для меня оказался очень интересным рассказ Матвеича о человеке-старообрядце, который заботится о благе будущих поколений. Возможно, что брат Матвеича имеет отношение к Старообрядческому центру. Нужно с ним познакомиться.

– Интересный брат у тебя, Матвеич. Когда он к тебе опять зайти собирается? Хочу с ним поговорить, может, у него получится повлиять на вас, и вы пить бросите, или, хотя бы меньше, пить будете и сроки перестанете нарушать. И я ему тоже чем-нибудь помогу.

– Пытался он со мной об этом деле говорить, да все без толку.

– Это потому, что у тебя страху не было. Сейчас-то ты знаешь, что можешь и работу потерять. А жена, а дети как? Так что, сейчас слова твоего брата для тебя куда как убедительней будут.

Матвеич поморщился, понимая, что я прав:

– Он, Павел Иванович, о своих делах-то мало чего рассказывает, и когда он придет мне тоже не известно. Но только раз в месяц-то он точно бывает. В этом-то месяце еще не был. Так что, почитай, в любой день быть может. Ежели нужно, то я ему передам, что у вас к нему разговор есть. Может и удастся вам встретиться.

Борис вмешался:

– Ты, Матвеич, видишь, у Павла Ивановича интерес есть. Так уж постарайся, помоги нашему хорошему партнеру, организуй встречу. Брата-то как зовут?

– Так, как и меня – Матвеич. – Пошутил остроумно Борисов кузнец.

Борис шутку не оценил, а мне она понравилась. Кузнец, увидев недовольство начальства, смутился и сказал:

– В миру-то его Федькой звали. А сейчас на Феофана откликается. Но среди своих и Федькой не брезгует.

Такая простота в отношениях мне понравилась, и я пообещал Матвеичу отблагодарить его, если сможет организовать мне встречу с братом. Услышав о возможной благодарности, Матвеич воодушевился и пообещал сильно постараться. Более мне с работниками Лихтермана говорить не о чем, все уже сказано. Борис, вызвавшийся проследить за мужиками и, не сомневаюсь, планируя выпить с ними водки, со мной не поехал, но клятвенно заверил, что безобразий он не допустит и с завтрашнего дня вся его мануфактура начинает новую жизнь. Не поверив ни единому слову, но сохранив в душе робкую надежду на чудо, я заставил Бориса отвезти меня к остановке автобуса, и уже через час был около дома.