Мы веселили домового до вечера, примеряя старинные вещицы из сундуков. И так нам полюбился скелет этот чудовищно-ужасный, и паук его, укором разящий, и домик старинный с окошками тусклыми и половицами затёртыми, что уходить не хотелось. Светлая грусть заразила всех, и оттого казалась пронзительной, как это небо.

Шелестели кроны деревьев, собирался дождь, а вдали уже сверкали молнии. Движение воздуха было таким свободным, таким пахнущим юностью, что мы залюбовались завихрениями гигантских туч на небе. Обрушилась стена дождя. И так уютно было под ним – крупным, холодным. Я радостно спрыгнула со ступеньки и, не рассчитав траекторию, квакнулась в мокрую траву.

– М-да, стиль бешеной лягухи, – подытожила Рысь.

– От злой щитоспинки слышу, – я схватила её за ногу, и изящной мадемуазель пришлось принимать со мной природные ванны.

– Ну и зачем мы мылись? – закричала блондинка. Я подумала, что это резонный вопрос, и выпрыгнула обратно, на подметённые и уже сильно усохшие доски крыльца.

– Вот-вот, щитоспинка так же пищит, когда злится, и ещё на лапки встаёт! – захихикал Шура и прыгнул под холодный ливень спасать свою принцессу-лягушку.

– Не одним русалкам веселиться! – я многозначительно посмотрела на Михаила. Он посмотрел исподлобья своими пустыми глазницами и показал костлявый указательный палец у челюсти.

Гроза разыгрывалась не на шутку, становилось всё темнее. Стихия поражала силой, серое, бурлящее тучами небо казалось близким – вот-вот задавит. Словно голоса невообразимых великанов с сизо-белыми бородами, звучали мощные раскаты грома.

– Что ж, братья и сёстры, ляжем спать пораньше – раньше встанем, – подытожил Ален.

После уборки, баньки и всех впечатлений мы были согласны с нашим богатырём.

Наступили сумерки, избушка стала старой, чернеющей, с щелями – едва заметным в траве подобием землянки, каким и виделась в первый день. Но уже не было страшно спать, когда за нами приглядывал во все глаза огромный вечно недовольный паук.

– Могу кочергой и половником приласкать! И носком нестиранным, – шипение промокшей и завёрнутой Шурой в покрывало Рыси грозило нам вторым приступом смеха.

– Химическое оружие применять нельзя. Конвенция, – Шура осмелел и за ответами в карман уже не лез.

– О-ох, опять словами иноземными матюгаются! – вслух нараспев простонал из-за печи домовой, отчего Рысь нервно икнула.

«Ну, да, не каждый день чемпионки по фитнесу с домовыми спят. Странно звучит, ну да ладно», – подумала я, прежде чем Чернобог швырнул меня в тёмные чертоги забытья.

Мы вышли из дома,

Когда во всех окнах

Погасли огни,

Один за одним…

Группа «Кино»

Это утро сильно отличалось от предыдущего. Туман заволок лес до самого неба, а ручья вовсе не было видно. Если вчера был познавательный выходной на красивой природе, то сегодня даже радость окружающим красотам не перекрыла сожаления о том, что этот домик уже не будет таким гостеприимным. Но нужно отправляться в путь и во что бы то не стало попасть домой.

Я вздохнула, завязывая шнурки на своих разношенных кедах. Смешно – коромысло, прялка, ветхое кружево и режущие глаз иноземные черевички.

«Стиль моды, куда деваться!»

За спиной послышался едва различимый шорох, и рядом с нами на сундук присел домовой. Одежды его, как положено, плавно колыхнулись и присели следом за ним. Плечо Михаила украшало злобное существо-биомеханизм. Оно двигало мандибулами, мол, уходите быстрее уже.

– Заходите в гости, коль доведётся, – костлявые руки Михаила легли на прикрытые подолом лохмотьев коленные суставы без чашечек. – И дом снова раздобреет, и я чем-нибудь разговеюсь. Оно ведь как – на что обращаем внимание, то цветёт, разрастается. Провианту и огниво с собой вам на крыльце оставил…