– Да, я купил её на сегодня.

– За э-э, за сколько? – только и нашелся, что уточнить Кетч.

– Недорого, всего за миллион долларов.

– И у вас деньги сейчас с собой, или вы уже расплатились?

– Половина с собой, а половина это уже моя на сегодня Кэти Хэби.

– Простите, я, наверное, еще не сказал вам, что у меня юбилей?

– Ты хочешь, чтобы я отдал ее тебе на сегодня? – спросил мужик.

– Неужели вы имеете над ней такую власть, что можете даже торговать ей в розницу?

– Ты думаешь, почему она тебе дала всё, что ты попросил и даже больше.

– Где, на улице в цветнике лабиринта?

– Нет, нет, ты не запутаешь меня. Это было в нише главного зала.

– Хорошо, кое-что вы, действительно, знаете, поэтому я спрошу просто для интереса: сколько?

– Хороший вопрос, и главное задан вовремя, ибо.

– Ибо мы улетаем сразу после вручения ей Оскара.

– Втроем? – только и нашелся что спросил Кетч.

Далее, обратный перелет?

– Послушай, парень, – сказал мужчина с другой стороны колонны, – хочешь со мной?

– Что, простите? Выпить? У меня, вроде, кончились деньги в валюте страны этого мира, а Говард Ху – Авиатор пошел вручал ей Оскар.

– Это вряд ли, ибо я – если ты, разумеется, этого хочешь, сам вручу ей Оскара.

– Нет, не надо портить всю обедню.

– Хорошо сказано, но. Но я всё-таки ее испорчу.

Парень встал, а Кетч от неожиданности его – нет, не предложения, а:

– Мужик встал с двумя фужерами, протянул один уже со стороны колонны, которая была обращена в зал, – а именно потому, что он на самом деле пошел к сцене:

– Тоже выпил свой бокал.

Распорядитель по вручению Оскаров в неординарной обстановке некоторых личных владений уже улыбнувшийся Говарду, вдруг приостановил движение своей рождественской улыбки – в том смысле, что не натренировал ее неустанными попытками быть членом любых комиссий по вручению и, наоборот:

– Нет, – а имел, как Ван Гог способность к понимаю весчей от:

– Бога.

И повернулся прямо лицом к лицу к уже поднимавшему по ступенькам:

– Добро пожаловать, мистер Фью-Черс, как говорят:

– Наше будущее.

И этот Фью-Черс вручил Кетрин Хепберн Оскара.

Впрочем, эта беспрецедентная раскованная непринужденность только подтвердила Кетчу:

– Мы точно в Америке, – где если надо, то это можно сделать даже при всех в нише ресторана – их храма борьбы с усталостью и всем остальным банно-прачечным комплексом.

Можно даже сказать просто по-американски:

– С комплексами трудовой неполноценности.

– Вы хотите взять меня с собой? – спросил Кетч, когда процедура вручения Оскара была закончена, и Фью привел ее с собой к стойке бара, где все еще сидел очень удивленный, если не сказать больше:

– Изумленный Кетч, – ибо:

– Как он мог отбить Кэтрин даже у предполагаемого на завтра президента Руз?

– Где вы берете деньги? – спросил Кетч, так и оставшись сидеть за колонной, как за занавесом, и более того:

– Дама даже его не узнала, – а была всецело увлечена Фью-Черсом, который, как выяснилось, обещал ей дать еще миллион, если.

– Если она покатается с ним на самолете, – и вот теперь ясно – понял Кетч – зачем нужен я.

И Кетчер, неожиданно даже для самого себя, высказал – как он выразился:

– Разумную мысль:

– Я тоже хочу миллион.

– В какой валюте мира вы предпочитаете получить свой гонорар? – спросил Фью. И Кэтрин тоже улыбнулась ему. Но, как показалось летчику: не узнала.

Или – почему-то прошла мысль:

– Узнала до неузнаваемости.

Притворяется, стерва.

Говард ни в коем случае не хотел давать самолет.

– Ты хочешь лететь со мной?

– На своем самолете я всегда летаю сам с собой. Более того, без меня вы не переберетесь на другую сторону.

– Боюсь мы и вместе не сможем взять эту бездну, – ответил Кетч.