– Гувер не хочет уходить.

– А Руз не хочет оставаться?

– Оставаться, ты сказал – никак не могу понять, есть ли хоть какая-то логика в нашем взаимопонимании.

– Это потому, что ты не знаешь моего имени, а я твоего.

Например, ты можешь угадать, – продолжала она, – я уже имею один Оскар, или пока еще нет?

– Так может спрашивать человек, только его не имеющий, – сказал Кетч, – но знает точно:

– Вот как раз сегодня и дадут, – закончила за него леди.

– Так бывает? – очень удивился парень.

– Ты думал, в честь кого этот банкет на двести хомо сапиенсов?

– В честь меня? Ты знала?

– Не знаю, кто ты такой, но этот банкет в честь меня.

– И эта честь начнется после чего? Ибо сейчас я ничего такого рукоплещущего не наблюдаю.

– Как только будет сделано официальное объявление.

– Хорошо, подождем, что это будет за объявление, ибо я думаю, что кто-то совершил перелет через северный полюс.

– Нет, потому что такого перелета не было, так как давно доказано, что и быть не может.

Но объявления, наконец, прозвучали, и как даже не мог высказать Кетч:

– Одно хуже другого, – ибо первое он еще кое-как понял, но второе, вообще ни в зуб ногой. Ибо это было, да, сообщение о фантастическом перелете через Северный Полюс, но не его, а Авиатора, Говарда Ху. Второе, кажется, ей действительно, дали Оскар за лучшую роль в фильме:

– Ранняя слава.

И она так обрадовалась тому, что ей в общем-то и так обещали, за всё хорошее, а главное за то, что в ее детстве, точнее, еще раньше, много-много лет назад:

– Были французские и испанские короли, – что прямо на банкете потащила его в садовый лабиринт, где можно легко трахнуться, но:

– Также легко и заблудиться.

Правда, не вышло, так как там уже были другие руководители и костюмерши этого фильма с теми же намерениями.

– Пошли назад в зал ресторана, я видел там нишу.

– Ты не боишься трахаться в нише, ибо туда могут зайти? Я, честно говоря, даже буду рада, если это случится.

– Значит, я тоже, – ответил Кетч.

И всё прошло удачно, заходили, да, но только два раза, и оба раза только смеялись тоже радостно, их счастью, второй раз даже хлопали в ладоши.

– Ну, как? – спросил его Хю, – счастье приблизилось?

– Настолько, что я думаю остаться здесь.

– Надолго?

– Навсегда, – ответил беззаботно Кетч, думая что настолько уже заблудился, что.

Что никто его не слышит.

И естественно, ибо: не видит – значит и не слышит.

Но первое, что началось, а не должно бы – это началась драка между и между, а кем точно не понял не только первый, но и второй, а именно Хю сказал, что:

– Нам лучше уйти.

– Совсем?

– Нет, ибо сразу здесь уходить никогда не принято, а перейдем на другую сторону зала, и сядем незаметно за барную стойку.

Они сели, но Кетч всё равно незаметно обернулся. Дрались двое, а Кэтрин Хепберн, с которой он от волнения даже забыл:

– Был ли вообще, или только так, приглашал поговорить по душам в ниже огромного зала.

Ибо не мог поверить даже самому себе, что вот так, можно сказать, при всех трахнул два-три раза совершенно незнакомую девушку:

– При всех. – А с другой стороны, уже никто не скажет, что в Америке я не был.

Чего-то не хватает в моей мысли, – решил он и добавил:

– Пропала.

– Она на сцене.

– Вот ду ю сей?

– Да, – сказал парень с другой стороны колонны, поддерживающей небо свод этого кабака, чтобы не рухнул до начала новостройки, – вручать Оскар ей будут прямо здесь.

– Серьезно? Так бывает? – обернулся он к Говарду. Но место рядом никто уже занимал.

– Так, конечно, не бывает за просто так, но я выкупил это право у Голливуда.

– Простите, я не понял: какое именно право?

– Право первой ночи.

– У Кэ-Хо?