Как у Гудини, которому никто не верит, что он может проползти под полом, а он:

– А он так и делает. – Вот и пойми, где правда?


– Вот я вам сейчас докажу, что всё уже не так, как было, – сказал Ма. И добавил: – Летим в Альпы, в Зальцбург.

– Здесь только вы и я, – ответил Владимир, – один я не дотяну на такое расстояние.

– Там в багажнике еще Щепка, – ляпнул Ма, так как Пит – Владимир не поверил, и возразил:

– Она нам не нужна, – и нажал кнопку сброса груза багажника. – Как раз удачно, – добавил он, – внизу что-то мне напоминает море.

– Она не утонет, – возразил Ма.

– Почему?

– И знаете почему? Я запер его наглухо.

– Напрасно, сэр, вы это сделали, ибо планер может поймать такой воздух над самым Чайным Домиком, что я не смогу посадить его добровольно. Более того, она может задохнуться.

– Я оставил ей щель, чтобы могла иногда продохнуть.

– Задержка дыхания ведет к развитию потенциала секса.

– Вы думаете, сломает дверь, чтобы наброситься на одного из нас?

– Чтобы съесть?

– Бывают вещи пострашней, чем еда, – резюмировал Ма.

– Что может быть хуже, чем отсутствие еды?

– Потребность съедать ее больше, чем требуется.

– Зачем? Чтобы чувствовать себя приземленнее, и не улететь слишком далеко, как в безвоздушном пространстве.

– Вот-вот, скоро здесь так и будет: люди будут весить настолько мало, что начнут летать.

– Серьезно? – изумился Пит. И добавил: – Знаете, что?

– Что?

– Можно я посплю?

– Очень хорошо, просто-таки прелестно, – возразил Ма на бушующую в нем страсть выбросить этого летчика вообще из самолета, и насладиться неочевидной уверенностью:

– И так долетим, куда надо.

Он сам взял штурвал, и пошел на крутой вираж, силой воли, выправляя планер к Северному Полюсу.

Силы Воли, собственно, никакой не требовалось, а нужно было просто отказаться от своей воли добровольно:

– Как пересесть на другой трамвай. – А если его нет, то, как Пушкин, попросить лошадь, тем более:

– Сейчас моя очередь.


И, похоже, Ма решил, что его Почтовая Станция – это Северный Полюс.

Он даже не заметил, как Щепка вывалилась из багажного отделения, и болталась, как бежево-фиолетовое полотенце на ветру во время сушки на солнышке, но и при:

– Не попутном ветре.

Майер понял, что надо идти галсами,

Щепка подняла ноги вверх, и едва не оторвала дверь багажного отделения, на которой продолжала висеть. Наконец, ей удалось обхватить туловище этого ястреба, пожирающего пространство, как жеребенок молоко матери:

– Забыв об опасности.

– Что? – крикнул Май.

– Не дрягай крыльями!

– Вот ду ю сей?

– Я сейчас залезу и заменю тебя.

– Ноу, сенкью, я сам хочу сделать это перемещение пространства без времени.

Но она всё-таки изловчилась и села в третьем ряду, как зритель, но не без потенциала:

– Проползти на сцену в качестве хотя бы суфлера с родных дубов Шервудского леса Шекспира на русские карликовые кустарники, которые – она думала – растут на Северном Полюсе, и более того:

– Если надо. – Что это значит, она не понимала, но почему-то очень поверила в эти претензии Ма, который так и сказал на прощальном ужине в Верхнем Домике, обращаясь, как все поняли:

– К Че, – я тебя вылечу, когда открою полезные не только оленям карликовые кустарники на Северном Полюсе.

– Я и так здоров, – печально ответил Че, – я не чувствую себя больным.

– Это ненадолго, – обнадежил его Ма.

Но вот после северных кустарников пойдешь по жизни, как мой зам по антитеррористическим операциям.

– Нет.

– Почему?

– Я таких слов не могу выговорить.

– Говорить буду я – ты: только делать!

– Слово и Дело? – подошла Кали. И добавила: – Мне это не мешает, я могу как стакан и воду объединить болтовню и секс в одно целое мероприятие.