– Хотите проверим?

– Нет, я и так знаю – Медиум, если и не откажется, то только от запаха – пить не будет. И знаете почему? Ему это делать не обязательно, всё равно, что для хомо вульгарис жрать картошку с салом.

– Не будет?

– Только понюхает и ему уже достаточно. Более того: на всю оставшуюся жизнь.

– По-вашему получается: все Медиумы диабетики.

– Вы считаете, не один Медиум не может пожаловаться:

– Их бин больной?

– Скорее всего, вы правы, мой Меди как раз сейчас не выходит на связь.

– Конечно, болен!

– Дать ему керосину?

– Конечно, если не боитесь, что помрет совсем.

Они помолчали, и Майер решил разбудить Пита.

– Вот ду ю сей, мистер? – сразу же спросил Владимир, хотя иногда уже забывал – особенно в полете – что так его звали на земле.

– Прошу прощенья, что не разбудил тебя раньше, май диэ чайлд, но мы не видим Неба в Алмазах. А впереди маячит Северное Сияние.

– Я должен подумать, – ответил Владимир.

– Это будет твой решающий мяч, дорогой, – промямлила Щепка, испугавшись, что Пит ничего не знает более экстраординарного, чем они.

– Послушайте, Пит, – сказал Май, – здесь думать бесполезно: если ты не знаешь – то не знаешь никогда.

– Да?

– Да. Поэтому.

– Да? – повторил Владимир, всё ещё не приземлившись после какого-то сна.

– Вы должны вспомнить свой сон, – сказал Ма. – И не повторяйте, как попугай, что не помните, иначе он уйдет и уйдет навсегда.

Слова:

– Я не помню, – опять чуть не захлестнули его.

– Ну!

– А! – наконец очнулся Владимир, – я не вижу его.

– Хорошенькое дело, – сказал Ма.

– Не надо было лезть поперед батьки в пекло, – совсем проснулся Владимир.

– Хорошо, хорошо, лезьте на мое место.

– Я уже на нем. Ибо – если вы забыли – ваше место за моей спиной.

– Я боюсь перелазить назад.

– Я вам не верю.

– Нет, точно, я специалист не по перелетам, а могу только засечь время перехода Венерой Рубикона на солнечном диске.

– В том смысле, что поймать позитивный сигнал с Ориона вы можете, а летать нет? – тоже влезла Щепка.

– Тогда зачем вы, милейший, полезли на моё место пилота? – рявкнул совсем проснувшийся Владимир.

– Я еще не сказал, что не умею летать, – пролепетал Ма. И добавил: – Просто сегодня я, похоже, взял с собой не ту канистру керосина.

– Конечно, надо было брать коньяк Амбассадор.

– Нет, нет, нет, вы даже не представляете себе, что у меня есть за напиток, – рявкнул Ма. – Если останемся живы – опупеете.

– Может вы его еще раз проверите – вдруг канистра опять поменяла свой состав, – высказала удивительное предположение Щепка.

Далее, Пит заявляет:

– Вижу Небо в Алмазах. – И, следовательно, всё, что надо – это:

– Видеть его при пересечении Северного Полюса.

– Уже совсем холодно, я замерзаю, – сказала Щепка. – Мы какого числа вылетели, не в августе? Ибо, если да, то это уже конец, не имеющий даже начала.

Владимир увидел Небо в Алмазах, но планер стоял на месте, как между Сциллой и Харибдой, ожидая:

– Ну хоть кто-нибудь здесь есть?

– Здесь не живут существа, – сказала Щепка.

– Я должен выйти на связь с Гови Ху, – сказал Пит.

– Разрешаю, – сказал Ма.

– Я тоже не против, – сказала Щепка.

– Этого мало, – сказал Пит.

– Скажи, как – и мы сделаем.

– Вы должны непрерывно разговаривать до тех пор, пока я не скажу:

– Связь есть.

– Я так не могу с бухты-барахты молоть.

– Мне тоже, – сказал Ма, – нужна хотя бы небольшая аудитория.

– Пригласи ее на свидание, как будто ты только что прилет с Ориона, а она читает курс Шекспира на английском языке.

– Простите, мэм, не могли бы вы меня сначала научить английскому?

– Кто вас принял на мой курс? Ибо:

– Без знания Шекспира – нет и английского.

– Хорошо, скажите мне только, какой ваш самый любимый звук?