– Да-а, чего смотреть, когда страшная?
– Значит, я люблю чудище колодезное. Или ты принцесса, злым колдуном в страшилище превращенная? Если поцеловать, спадут чары?
Только перед самым рассветом смогли они разомкнуть объятия и, простившись на несколько часов, разойтись полусонными по своим комнатам. А через сорок минут в дверь дома Къолей постучал гонец, прискакавший с Восточного тракта с важной вестью.
Глава 3
Когда чуть не половина семьи служит в Палате Истины, о спокойной, размеренной жизни можно и не думать. Как это не раз уже бывало, Хельгу и Оле подняли до рассвета. На тракте, ведущем в Форк, ближе к нашему городу, то ли кого-то выследили, то ли уже поймали, но присутствие капитана городской стражи и главного прознатчика Гехта было необходимо.
Несмотря на ранний подъем, Оле и Хельга были бодры, собранны и деятельны. Это мы с Гердой колышемся, как привидения, и чуть не стукнулись лбами, вывалившись из комнат в коридор. На воздухе стало полегче, но все равно кованые перила крыльца оказались как нельзя кстати. Уцепился и почти повис в вертикальном положении, свободной рукой обняв Герду, которой тоже была необходима поддержка.
В принципе, все прекрасно собрались бы и уехали и без нашего присутствия. Но на-а-адо же обнять на прощание любимую сестру. И выслушать наставления будущего тестя.
Пока Гудрун носилась, как фунсовка на кочерге, собирая наших охранителей в дорогу («Хельга, штаны теплые надела?»), а сама хесса главный прознатчик, сидя на седельной суме, романтично созерцала бледные предутренние звезды и поглаживала устроившегося досыпать на крыльце Вестри, Оле вещал о важном:
– Герда, одна поздно не ходи. Ларс, ты ее вечером встречай обязательно.
– Да.
– На Пятку до моего возвращения не суйся. Нет там ничего важного, чтоб одному в воровской квартал лезть.
– Да.
– Гудрун тут помогайте. Воды принести, снега с крыши, кристаллов горючих.
– Да.
– Ты меня слышишь?
– Да.
– По шее хочешь?
– Да.
– Ты ж мышь! Проснись уже, сейчас Герду уронишь!
– Нет.
Оле все же удалось добиться от нас с Гердой обещания вести себя хорошо и прилично, не позорить его седины (чуть меньше полутора лет назад, в возрасте сорока одного года, капитан Сван избавился от курчавой светлой от природы шевелюры и с тех пор аккуратно бреет череп), слушаться Гудрун, хорошо кушать и вовремя ложиться спать (кажется, это уже сама домоправительница вставила). На том наставления и закончились.
Наконец все были собраны и посажены в седла, обняты и поцелованы на прощание. Оле показал нам отцовский кулак («И чтоб без глупостей!»), Хельга улыбнулась своей королевской улыбкой, и наши тронулись в путь. Лишь у ворот на секунду замешкались: какой-то ранний прохожий вспугнутой курицей шарахнулся чуть ли не из-под копыт кхарнов. А мы, оставшиеся, отправились в дом досматривать сны.
Оле Сван любит порассуждать о том, что не понимает, почему служители оранжереи до сих пор меня терпят, а не собрались всем миром и не вытолкали за порог своего заведения, лишив права вернуться. Ошиваюсь там постоянно, мешаю людям цветы поливать, да еще и Герда из-за того, что я ее провожаю и мы долго прощаемся, постоянно опаздывает.
Наглая клевета, пустой поклеп. Во-первых, помимо оранжереи я еще много где бываю, есть дела служебные и личные. Во-вторых, не только никому не мешаю, но даже никогда не отказываюсь помочь – например, поднести тяжелую лейку с водой, и не только Герде. В-третьих, капитан Сван сам ежедневно провожает мою сестру на службу, даже если ему в тот день в караулку можно не приходить, и стражнической своей галантностью уже восьмой год веселит весь город. А в-четвертых, никогда Герда и не опаздывает.