Показалось, под беспощадно секущим его дождём на улице он раскололся на… двух Берду.

Первый застыл призраком на месте.

Второй, бросив взгляд сквозь дождь и мокрое стекло в направлении Хидеши, резко сорвался с точки старта и побежал во двор. Бег его был отважен!

– О, ожил малахольный! – подумала, вслушиваясь в раскаты-подсказки грома Хидеши, время которой в грозу – такую каждый с годами считает неповторимой – складывалось из срывающихся с протекающего потолка крупных капель, тяжело тонущих в жестяной лохани-ловушке.

Именно в тот ненастный вечер наблюдений за Берду ей в голову пришла оригинальная идея по-знахарски объявить «Сбор» воды последнего дождя ноября 1971 года с лёгким ароматом лазурных чистейших высот сначала средством профилактически целебным (эффективно заменяющим уксусный налобный компресс при головных и глазных, «изнутри», болях), а позже – и гарантированно излечивающим от любых заболеваний. В том числе неизученных медициной того времени.

Первым и благодарным ассистентом Хидеши «по розливу и отпуску» стал насупленный после изнурительного, ради прибыли, воздержания от алкоголя Берду, «излечившийся» после трёхдневного курса регулярного питья дождевой воды от хронической боли в поджелудочной железе: pancreaticum dolor.

Терминами на латыни Хидеши согласилась снабжать педиатр районной поликлиники, недоучка Бэнда Иани, с ошибками выписывавшая их на пыльно-серых обрывках обёрточной бумаги.

Фармацевты всех близлежащих аптек люто ненавидели её! Нет, не за почерк. За таинственные, нечитаемые рецепты.

Кстати, спасаясь именно от их – фармацевтов – ненависти, она скоро и счастливо вышла замуж за лысого крепыша, без труда в первых же мощных объятиях убедившего её в том, что медицина – «это, птичка, совсем не твоё».

Он ещё шумно с сопением в интимной темноте повторял, как кирпичи укладывал:

– Ты – любовь! Ты – жизнь! Ты… Ты… Ты…

Пока, наконец, недоумевая, не дождался девственно ча-ча-чарующих откликов на латыни:

– In aeternum… In aeternum…11

Все тогда, как принято, пожелали Бэнде счастья!

Все. Кроме детей, фармацевтов и Хидеши.

«Сбор», разлитый по первой дюжине литровых банок, «размашистая» аферистка Хидеши, как её называла ростовщица Аули (некоторые исследователи сходятся во мнении, что гениальный Гомер зашифровал особенности психотипов именно двух таких женщин в описании Харибды и Сциллы), вначале «от души» бесплатно раздала горожанам не из своего квартала – истинная слава уверенно приходит только из-за чужого угла! – умело подсаживая их на «уникальное мочегонное средство, обеспечивающее абсолютное здоровье». На годы. Впрок.

«Сбор» быстро закончился, но непостижимым образом успел зародить и укрепить веру в «лекарство», которого нет даже в Израиле, но «есть» у Хидеши.

Проведя мучительно-бессонную ночь, оценив наедине с собой на РАЗ-ДВА-ТРИ все дальнейшие деловые риски, Хидеши решила продолжить «служить» людям и дальше, за небольшое заслуженное вознаграждение выдавая простую воду из-под крана за «врачевательную».

Годы ведь иссушают людей. Это – РАЗ!

Она вспомнила, что соседи: то ли старик Ломбрэ, то ли дедушка Дво – рассказывали ей, как их кто-то ещё более древний мудро учил: «По вере вашей да будет вам!» Это – ДВА!

Вот и пусть, когда настанет пора болезни, долгой как последняя зима, верят! Это – ТРИ!

После этого всю мебель в её доме, кроме железной кровати, опирающейся в изножье и в изголовье на четыре ножки, блестящими наконечниками походившими на шлемы-шапель средневековых пехотинцев, быстро вытеснил неисчерпаемый запас единственного средства магической медицины, хранящийся во вместительных вёдрах бутылочно-зелёного цвета, в молочно-белых кувшинах, а также в полных прозрачных графинах, бутылях и банках: обнаруженные сквозь стёкла окон с утра редеющими в ноябре солнечными лучами, они открыто и тепло «переглядывались» со стенами в песочных обоях и, придавая загадочную текучесть оплётке кружев на них, делали «ощутимым» сам безмолвный воздух.