Двадцать процентов барышень, преимущественно те, кто носили очки, как правило, переживали «а как ОН выглядит?» Керо ничего не слышала о такой науке, как физиогномика, но в строгом соответствии с ней описывала голливудского актёра Грегори Пека в ковбойском галстуке-боло. Его образ «шёл на ура» ещё и потому, что Гуджарати, влюблённый в слухи, безоговорочно верил: папа Грегори (Георгия) – родом «отсюда». До Октябрьской революции на Малой Татьянинской он держал аптеку, «ту самую, в которой в поздние советские годы можно было купить из-под прилавка импортные презервативы».

В начале перестроечного переполоха Керо даже подумывала съездить в Лос-Анджелес, познакомиться с актёром, сравнить его живого со своим кофейным описанием. О том, что учтивость мистера Пека может ограничиться только обращением, она не подозревала: «Мэм! Yob вашу мать! Я четырежды оббежал землю. Широко раскинув руки, держа на весу в одной из них увесистый венок флёрдоранжа. У меня болят ноги, не помогают лучшие мази моего папы. Да, он был аптекарем, но не в Гуджарати (Glory to God!) И папа никогда (never!) не торговал из-под полы презервативами. Он делал это открыто и свободно».

Вплоть до 1983 года Керо, сама томимая той самой «силой желания», регулярно смотрела на выбранную в небе звезду и чувствовала, что кто-то один-единственный сейчас также смотрит на неё.

Это мог быть метранпаж городской типографии Орба с жёстким волосяным жабо, карабкающимся из-под вымазанной краской сорочки к самому кадыку. Или страдающий эмоциональными перепадами настроения исполнитель свадебной и похоронной музыки, душевно известный в городе как «Ай, джана». А может, никогда не разжимающий кулаков «вор в законе» Панчи, с его привычкой двусмысленно приветствовать всех встречных: «Целую ваши души!»

Кто?

Она была «в одной чашке кофе» от ответа на этот вопрос, но оправдывала себя тем, что основной принцип Устава Службы Предсказании строго запрещал ей гадать «на себя».

Настоящие профессионалы не могут быть беспринципными.

В трудные времена, в период пандемии Гражданской войны, охватившей город, Керо, забыв о специализации, попыталась расширить меню своих гаданий, включив в него финансовую, медицинскую и даже военную навигацию. Безуспешно! У большинства клиентов не было ни денег, ни даже сумбурных надежд на будущее.

Последним к ней обращался командующий артиллерией, состоящей из единственного орудия, одной из противоборствующих в войне сторон. Человек цели, рыжей щетине на лице которого было столько же зимних дней, сколько войне, он пришёл к Керо в декабре прямо с фронта, располагавшегося в городских условиях на улице под окнами её кухни, и одержимо проорал своё требование: доложить ему точно «по кофею», в какой из комнат осаждаемого правительственного здания отсиживается свергаемый вождь противника! Для выстрела прямой наводкой снарядом с выведенным на нём по-малярски белой краской кричащим пожеланием «Умри, бл*дь!»

«В Сальвадора Альенде хотя бы можно было попасть. Он на балконе стоял. А этот прячется».

Нужные координаты командир мятежников, тепло помянувший президента Чили, готов был оплатить сухими сигаретами.

Кофе у Керо давно закончился. Разухабистая, по-ночному без меры наглая свита артиллериста, заварив остатки найденного чёрного чая на керосинке, принялась уничтожать крохи съестных запасов Керо.

Артиллерист стал жаловаться Керо на то, что в редких перерывах между перестрелками он, как в тихую воду, ныряет от грохота распри в свои короткие сны, надеясь, что они будут спокойными. Но в них к нему навязчиво приплывает одна и та же огромная, в два человеческих роста, рыбина. Одноглазая, она ожидающе округляет усатый рот, в глубине которого мутнеет жидкая чернота. Её немая просьба проста и понятна: