Как я уже сказал, на какое-то время я утратил остроту внимания и не мог аккуратно следить за рассказом моего спутника Калама. Я, очевидно, пропустил какую-то часть его рассказа, и когда включил свое внимание, он продолжал повествование о местных верованиях и их исторических параллелях.

Между тем мы вышли на Площадь четырех храмов, посвященных ветрам четырех сторон света. На этой площади, отданной всем ветрам, творилось нечто невообразимое. Ветры то нежно касались, то ненавязчиво куда-то влекли, а потом вдруг резко подстегивали и убегали, догоняя друг друга. Они играли, пели, шептали, колдовали, дразнили обещаниями чего-то сокровенного и интимного, тайного и доступного каждому. Это был какой-то водоворот ветров, которые, сливаясь, создавали спокойный и властный поток. И отдаваясь этой игре, этому потоку, люди блаженно кружились, танцевали и дышали, дышали, дышали обрушившейся на них благодатью. Позже я узнал, что место это называется ветродромом, и такие ветродромы связаны с энергиями, излучаемыми храмами.

Раз-два-три-четыре! Взмах зеленого рукава, взлет бордовой накидки, поворот левого плеча, выпад правого колена. Какой-то необыкновенный балет, где музыкой служат порывы ветра, где зрители и актеры – мы сами. И мы с Каламом начали кружить в общем танце, иногда разводимые потоком, иногда плывущие рядом. Мой спутник иногда поднимался куда-то вверх, а я оказывался внизу, а иногда наоборот, я куда-то взлетал, подхваченный ветром, и у меня захватывало дух, а потом легко опускался на площадь. Когда мы на какое-то время оказывались рядом, Калам как ни в чем не бывало продолжал свой рассказ о хальских понятиях и обычаях, а я, переполненный происходящим, едва сдерживая охватившую меня робость, плохо улавливал смысл его рассуждений.

– Наши жрецы утверждают, – рассказывал мне Калам, – что первопричиной всех вещей является ветер, что из этого начала создана вселенная и что дыхание, которое раздуло пламя существования вселенной, в положенный срок задует его. Это и называется духом, душой или мировым ветром. Все события и вещи окружающего нас мира – это всего лишь различные наименования ветра, и поскольку ветру принадлежит господствующая роль в составе и отправлениях каждого тела, превосходство принадлежит тем существам, в которых это первоначало присутствует наиболее изобильно. В отличие от всех других существ, составленных из четырех элементов, человек приносит с собой в этот мир особую частицу, которая может быть названа quinta essential, или пятой сущностью. Это эссенция ветра, которая применяется во всех искусствах и науках, а также в общественных делах и может быть усовершенствована и распространена при посредстве особых методов воспитания.

Раз-два-три-четыре! Синие панталоны и желтая жилетка, оранжевая шапочка и бежевая с воланами юбка, яркие цветы, приклеенные к щекам и ко лбу танцующих и живые глаза, полные неизвестных мне мыслей, незнакомых состояний. Летающие девушки поистине прелестны! Ах, как остро мне вдруг захотелось подружиться с какой-нибудь девушкой и через нее проникнуть в этот странный мир, понять его изнутри! И опять мы с Каламом плыли рядом, при этом он разводил руками и ногами, как будто бы разгребая ими воздух, и лекция его продолжалась:

– Лишь немного людей посвящены в тайны ветров. Большинство же различает их по направлению, из которого они дуют и, не замечая особенностей, обобщенно называет их северным или южным, дневным или ночным, ветром долин или гор. Исходя из природы своего ремесла, моряки различают их в зависимости от силы порыва на разные категории – от ветерка и до бури. И этим в основном исчерпывается число наиболее известных ветров, хотя их, конечно, значительно больше. В сущности, их, должно быть, десятки тысяч, да и это, пожалуй, лишь приблизительная оценка. Есть ветер, который распаляет силу солнца, его называют Жаркий. Есть такой, от которого трескаются дороги, его зовут Трескун. Особый вид ветра – это тот, что ослабляет на женщине пояс на одежде и ласкает ей грудь до тех пор, пока не выманит на кожу мурашки, он известен под именем Нежный. Твердый, мотается вокруг мужской силы, разгоняя вялость. Заика крадёт слова и звуки. Болтун несёт словесное семя. Подмышечник может перенести человека через реку. Пересмешник смутит и мудреца, и дурака. Свистун умеет играть на всём, где есть пустоты и отверстия. Путаник перемешивает птичьи яйца. Мертвяк незаметно и мирно веет над покойниками. Разновидностей так много, что всё не опишешь. Ветры можно подразделять на дикие и прирученные, которые служат какому-нибудь человеку или даже целому народу. Поэтому особо ценятся укротители ветров, люди, которые умеют навязать ветру свою волю, и тогда его порывы равномерно, как из кузнечных мехов, устремляются в нужном направлении – или дуют в чьи-то паруса, или в определённые сосуды, употребляющиеся в хозяйстве. И если кто-то считает, что это не такое уж трудное искусство, то пусть только представит себе, сколько нужно отваги и мастерства, чтобы в ветроловку размером с наперсток поймать ветрище вроде Глодальщика, который любую хорошую погоду может обглодать до полной непогоды. Богатство человека или страны может измеряться количеством ветров, которыми обладает государь или страна. Крохотный китайский ветер Дуновение стоит семь унций золота, и хватает его только на то, чтобы какая-нибудь дама лишь четверть часа благоухала чарующими трепетаниями бамбука. А ветер под названием Пустынная черепаха стоит целых шестнадцать унций, однако приобрести её – всё равно есть смысл, ведь если человеку удастся прокатиться на ней тридцать шагов, это может принести доход, равный десяти или даже двадцати ясным летним дням. За более чем вдвое высокую цену – хорошая сделка за Зерновик. Чем сильнее его протрясёшь, тем лучшей будет жатва – зерно, которое на нём просеяно, прорастёт и среди голых камней.