Может быть, мои взгляды во многом зависят от среды, в которой воспитывался мой дух, ведь я давно служу в России. Женился я, когда служил в судебных учреждениях. Моя супруга и ее семья были людьми глубоко верующими и строго придерживались обрядов Православной Церкви.

В. Васнецов.

«Сергий Радонежский»

В 1862 году я получил назначение в Кострому. В то время у нас не было железнодорожного сообщения с Костромой, и мы с женой весь путь должны были проделать в коляске. А путь был неблизкий: до Москвы верст двести, затем от Москвы до Костромы более четырехсот. Ехать нам надо было в самую жару, в июле.

За месяц или за два до нашего переселения у меня заболели глаза. Вначале я не обратил на это особого внимания, но усилившаяся боль потребовала вмешательства докторов, к которым я вынужден был обратиться. Они нашли у меня трахому и сказали, что эта болезнь требует продолжительного и упорного лечения, но и при этом условии угрожает весьма скверными последствиями, которые могут привести к слепоте. Для моего успокоения они прописали мне всевозможные лекарства и запретили смотреть на свет Божий… Казенная служба ждать не будет, поэтому волей-неволей мне пришлось через два месяца безуспешного лечения пуститься в дальний путь к месту своего служения.

Жара и пыль стояли тогда нестерпимые, и мои глаза до того разболелись, что я не мог взглянуть на свет. Они заплыли гноем, и я мог смотреть только тогда, когда жена мне их промывала теплой водой, да и то смотрел только через очень темные очки.

В таком положении мы добрались до обители преподобного Сергия, расположенной, как известно, на пути из Москвы в Кострому. Как сейчас помню это время – так оно врезалось в память. Жена предложила мне остановиться в Лавре, передохнуть сутки.

– Помолимся вместе – может быть, Господь за молитвы Своего угодника и пошлет тебе исцеление! – сказала она.

Я согласился. Ударили к вечерне. Жена промыла мне глаза, я надел свои темные очки, и мы отправились в тот храм, где покоятся мощи преподобного Сергия. Иду с женой и спрашиваю:

– А что, Машенька, можно покровом, который лежит на мощах, коснуться моих больных глаз?

– Конечно, можно! Да ты помолись только усердно угоднику! Он ведь великий чудотворец. После вечерни мы попросим отслужить ему молебен, а ты после молебна, приложись к мощам и потри себе глаза пеленой.

– Сумею ли я помолиться?

Колокольня Троице-Сергиевой лавры. Фото А. Зеленко

Во время вечерни я стоял истукан истуканом: ни веры, ни теплого чувства у меня не было. Слова молитвы не шли на ум. Сердце было холодно, как лед. Во время службы я занимался больше, насколько позволяли больные глаза, разглядыванием молящихся и обстановки храма, чем молитвой.

Вдруг я заметил за стоящим у мощей иеромонахом большую железную дверь и в ней неправильной формы довольно большое отверстие, словно выломанное чем-то тяжелым. Это отверстие приковало к себе все мое внимание: я уже не видел и не слышал ничего вокруг и был поглощен мыслями, кто бы мог и для какой цели испортить массивную дверь.

Когда закончилась вечерня, я не утерпел и, не сказав ни слова жене, подошел к этой двери, чтобы поближе рассмотреть отверстие. Подхожу и вижу под отверстием надпись, выбитую по железной створке двери: «Это отверстие было сделано польским ядром при осаде Троице-Сергиевой лавры поляками в таком-то году».

Меня точно обухом по голове ударило. Вы себе представить не можете, какая буря впечатлений и воспоминаний поднялась в моей душе после прочтения этой надписи! Озаренный каким-то внезапным светом, я вдруг в одно мгновенье вспомнил, что я поляк, католик. В жалованной грамоте на дворянство, выданной польскими королями родоначальнику моей дворянской фамилии, значится, что мой предок участвовал в войнах Польши с Россией. За особые заслуги он и возведен в потомственное дворянское достоинство и пожалован поместьем, носящим название, от которого происходит моя фамилия!