Толпы подхалимов, как считал У Чан, или карьеристов, по мнению Го Бохая, столпились вокруг двух фигур и осыпали главенствующих лестными словами. Кто-то без конца твердил о девичьей красоте, унаследованной госпожой от матери, кто-то чествовал достопочтенного главу У и его расчетливый ум. В какой-то момент их похвалы и вовсе переросли в излюбленную в высшем обществе игру: один восхваляет деяния собеседника, а тот в свою очередь в разы преуменьшает собственные заслуги. Победить в подобной игре невозможно – на то и расчет.

У Чан поднялся навстречу матери и, коротко поклонившись, поприветствовал ее парой формальных фраз. И неожиданно для себя добавил:

– Рад видеть вас после долгой разлуки, матушка-государыня.

На ее красивом припудренном лице мелькнуло странное, немного растерянное и словно бы болезненное выражение, но отточенный годами отчуждения навык безукоризненно держаться на людях помог ей быстро совладать с нахлынувшими чувствами. Ее взгляд вновь стал холодным, а губы тронула приторная улыбка, когда она без тени искренней привязанности вернула сыну его приветственные любезности и прошла к своему месту. У Чану ничего не оставалось, кроме как сесть обратно и заняться свежеприготовленными закусками из острого краба[6].

Но спокойно поесть на пиру в свою собственную честь оказалось невыполнимой задачей. Напротив отдающего дань деликатесам наследника уселся человек и тихо усмехнулся:

– А я думал, ты не появишься, молодой господин У. Еще и без учителя, как необычно! – Бань Лоу явно наслаждался тем, что является главной язвой для наследника клана.

У Чан про себя отметил, что юноша выглядит впечатляюще: закончив фразу, он махнул рукавом в сторону, медленно протянул руку к грозди на столе и, оторвав виноградинку, подкинул ее вверх и словил губами. От него веяло томным ароматом уверенности, и этого нельзя было не почувствовать.

Окинув взором пустующие в зале места, У Чан не удержался:

– А что же ты один? Цюань Миншэн не был удостоен чести сопровождать тебя этим вечером?

– Какой ты сегодня внимательный, Чан-Чан!

У наследника глаз дернулся, обычно так к нему обращался только Мэн Чао.

– Жаль только, таких простых вещей не понимаешь. Семейство Цюань – в прошлом дешевые торгаши, ни один из них так и не решился прыгнуть выше головы. Здесь Миншэна будут больше терпеть, чем потчевать искренними улыбками.

Бань Лоу пристально всматривался в непроглядную темень глаз напротив и не мог удержаться от легкого поддразнивания. Разумеется, хитрец заметил, что наследник клана раздался в плечах, а его и без того густые волосы разлились по плечам и спине рекой расплавленной стали. И теперь Бань Лоу думал о том, поумнел ли щенок хоть немного или все же кинется в драку.

У Чан склонил голову набок и, в точности копируя манеру держаться собеседника, обхватил кончиками пальцев верхние края чарки и слегка поиграл кистью, будто стремясь раскрыть аромат напитка. Дождавшись, когда взгляд удивленного развернувшейся сценой Бань Лоу скользнет по его руке и вернется обратно, он притворно грустно вздохнул:

– Лестно ты о своем приятеле отзываешься.

– Вот именно что о приятеле. Как хочется, так и говорю, – недовольно пробурчал Бань Лоу. Разом растеряв всю свою игривость и с раздражением закинув еще одну виноградину в рот, он откинулся на спинку стула: – Тем более, если бы не мой отец, он бы никогда не встал на один уровень со мной. Миншэн рад быть мне приятелем. В отличие от некоторых.

Договорив, Бань Лоу не услышал ничего в ответ – ни критики, ни сарказма. Вдобавок его собеседник с издевкой отвел взгляд глубоких черных глаз куда-то в сторону. Оказалось, что после возвращения в родные края Бань Лоу и У Чану совсем не о чем стало разговаривать. Да и о чем, когда все годы юноши провели в холодной вражде и ненависти? Судьба действительно злая шутница – усадила кота и собаку за общий стол!