Тут же вскакиваю. Еще не привыкла к тому, что я не в университете, не на практике, и нужно вести себя с налетом этакого профессионального лоска. Да и когда к тебе забегают с таким взволнованным лицом, кажется, что объявили войну и нужно срочно начинать демобилизацию.

Впрочем, оказывается, так оно и есть...

— Там мальчика привезли, у него ОРВИ, но самое главное — у него рак крови. Иван Павлович собирает консилиум, поспешите.

Боже, рак крови. У ребенка. Сердце екает и замирает где-то в районе горла. Натужно сглатываю и думаю о том, что мир все-таки несправедлив. Ну как можно допустить, чтобы малыши болели, причем так сильно и, возможно, неизлечимо?! Нет, на том свете кто-то точно все устроил не так, как нужно. Ведь ребенок еще даже не успел согрешить, запятнать свою чистую ангельскую душу, а уже приходится сталкиваться с ужасающей болью, терзающей все тело и душу.

Хмурюсь и нервно застегиваю пуговицы халата все до одной. Думаю о том, что нужно было еще и волосы привести в человеческий вид, но на это не остается времени. Придется всем членам врачебного совета клиники созерцать мой вид таким, какой он есть. С цветными прядями в длинных волосах и острыми каблуками.

Выдыхаю, прежде чем открыть дверь и войти в святая святых. Вхожу и коротко улыбаюсь всем присутствующим. Врачебный совет проходит впервые со мной, но я знаю, что почти все специалисты, которые работают в клинике, негативно настроены ко мне. Кому-то не нравится молодой возраст, кому-то — внешний вид, а кому-то и длинный язык. Но что поделать. Всем угодить не получится, тем более у меня. А я к такой реакции уже привыкла, пройдя интернатуру.

— Наконец, все в сборе, — буквально следом за мной в кабинет влетает, словно на реактивной тяге, главный хирург, по совместительству главный врач всей этой дорогостоящей богадельни. Он зыркает в мою сторону глазами, и я тут же плюхаюсь на свободное место, чтобы не заставлять себя ждать.

Иван Павлович раскладывает документы на столе и приступает к делу. Это мне в нем нравится: все четко, грамотно, по делу. Не растекается мыслями по древу, не заставляет ждать. Коротко вздыхаю: черт, с ним у меня так много общего! Может быть, однажды он заметит и...

— Сегодня в нашу клинику поступила одна семья, — докладывает он. — Ребенок трех лет. Рак крови. Обнаружили недавно. Поступили с простудным заболеванием. Что скажете?

После небольшого затишья начинается обсуждение. Вопрос «лечить или отправлять в специализированную клинику» почти не обсуждается, все знают, что и как нужно делать, но Иван Павлович отчего-то буквально цепляется за ребенка.

Я не принимаю участие в разговоре, просто читаю пакет документов по больному, который раздали всем врачам клиники. Обсуждать тут нечего, они и сами это понимают. Нужны донорские клетки, и достать их оперативно можно либо за очень большие деньги в России, либо с помощью хороших связей в Америке. Зарубежный банк даже был бы предпочтительнее, потому что там выбор биоматериала выше, лучше, разнообразнее. Да и доставка очень хорошо налажена, вопросов не возникнет, как и проблем с транспортировкой.

Иван Павлович поглядывает в мою сторону неодобрительно. Наверное, мне нужно сказать что-то, высказать свое мнение, но я молчу. Предложения, которые выдвигают врачи на основе семейной карты маленького пациента, верные, правильные. Но все они очень долговременные, требуют длительного временного ресурса. А решать и действовать, я считаю, нужно скорее. Да я вообще всегда за быстрые поступки и слова, что говорить. А тут тем более.

Смотрю на фотографию улыбчивого малыша со светлыми волосами и невольно отвечаю на его искреннюю, открытую улыбку. Остаться равнодушной к такому яркому солнышку, даже на фотографии, невозможно. Если бы он сейчас вдруг вошел в кабинет и приказал отдать весь шоколад, который я прячу в шкафу, не задумываясь отдала бы ему все свои сладкие сокровища.