Приоткрываю губы и чувствую сильнейшую жажду. Кажется, будто бы даже мозги полопались от засухи, которая снедает глотку.

Наконец, морок перед глазами рассеивается, и я обвожу глазами пространство. Белые стены, натяжной потолок, какая-то надпись на включателе у входа. Прищуриваюсь и прислушиваюсь к тому, что происходит с телом.

Вдруг дверь резко отворяется и в комнату входит мой старый друг — Иван.

Резко выдыхаю, только сейчас поняв, что до этого лежал, затаив дыхание.

— О, Амир, очнулся. Ну и напугал ты меня, — хирург стягивает с лица маску, обнажая свою модную бородку, которую отращивает в лучших традициях метросексуалов, захаживающих в барбершоп на Гвардейской. Узнаю руку мастера — сам не далее, как три часа оттуда.

— Как я тут... — еле передвигая языком, спрашиваю у него, но запинаюсь, не чувствуя сил продолжить начатое.

— Лежи, лежи, Амир, не волнуйся, — доктор садится рядом, и я поворачиваю голову в его сторону. От лишнего движения она начинает гудеть, и перед глазами пляшут золотые и черные мушки. Зато удается понять, что я нахожусь в палате клиники — все белое, рядом — столик, на котором стоят ярко-красные и желтые свежие цветы, да и запах по-настоящему больничный, хотя сейчас больше всего пахнет кондиционером для белья с ноткой льна и морских волн. По крайней мере этот аромат становится более четким, а это значит, что рассудок возвращается ко мне в полной мере.

— Ты упал без сознания, — терпеливо говорит Иван, одновременно оттягивая мне веко, проверяя что-то одному ему ведомое, а после ставит руку на линию пульса за скулой, высчитывая сердцебиение. — Потерял слишком много крови. Как ты вообще добрался сам до клиники?

— Надо было вызвать скорую? — мрачно шучу.

Иван пожимает плечами. Работа на нашу банду ему не очень нравится, но за связь с криминалом он получает очень хорошие деньги, так что тут не до сантиментов.

— Хотя бы сам не ехал за рулем. А если бы ты потерял сознание в дороге? Была бы авария, пострадал кто-то еще! — выговаривает он мрачно.

А, вот в чем дело. Моя жизнь ему не так дорога, как жизни других. Ну что ж, похвально, зачетно и совсем не профессионально. Деньги платит ему дядя, владелец клиники, так что радеть он должен только за жизнь членов нашей семьи, не волнуясь или не так рьяно переживая за жизни других.

— Наталья сказала, что ты ее запугал, — хмыкает, наконец, Иван.

— Она сама кого хочешь запугает, — медленно отвечаю.

— Да уж, девчонка с норовом, — Иван поглаживает подбородок. — Но молодец. Делает все профессионально.

— Ты ей не сказал?..

— О том, что эта клиника обслуживает криминальную семью, а мы все здесь — только работники на побегушках? — в голосе Ивана ехидная усмешка. Плевать. Не нравилось бы — давно бы ушел. Ну или попытался это сделать. — Нет, не сказал. Сбежит еще, а где я возьму такого талантливого врача?

Нетвердой рукой отодвигаю одеяло и пытаюсь встать с кровати. Перед глазами все плывет, но уже через мгновение картинка обретает четкость.

— Зараза она, эта твоя... Наташа Михайловна. Смени на какую-нить врачиху посговорчивее.

— А эта что? — Иван кривит губы, а я думаю о том, что доктор позволяет себе слишком многое.

— А эта нам не подходит. Слишком норовистая кобыла, ее еще объезжать. Стуканет где не нужно, ляпнет не подумав, потом забот не оберешься. Не нужна она тут, сказал — увольняй, значит, увольняй, — голос немного дрожит от слабости, но я все равно пытаюсь донести до него свою мысль: нечего в нашей клинике делать не до конца проверенным девчонкам с такой сексуальной внешностью. Она слишком яркая, слишком приметная, слишком несговорчивая и при этом обладает собственным мнением, которое явно не собирается держать при себе. От таких нужно держаться подальше. И в делах, и в... личной жизни.