Кеша вдруг свирепо оттолкнул Егора и пытался дотянуться пальцем до его лица, бормоча:

– Из-за тебя!.. Из-за тебя!.. Из-за тебя…

– Знаю, батя… Все знаю. Прости… Сейчас, главное, уехать.

– Не поеду! – рванулся Кеша. – Никуда не поеду! Нельзя!

– Кеша! – Егор крепко обхватил его, прижал к стене. – Успокойся… Уедем, и все будет хорошо.

– Будет хорошо… – пробормотал тот, вытирая ладонью мокрые губы. Потом переспросил: – Все будет хорошо?

– Да, батя. Хорошо… Машина ждет.

Кеша внимательно посмотрел на Баринова, неожиданно спросил:

– Егор?.. Сын?

– Да, папа… Сын. Егор.

– Мой сын?

– Да, твой сын.

Баринов обнял его, крепко прижал. Санитары воспользовались паузой, натянули на деда пиджак, застегнули на все пуговицы.

– Готово… Хоть прямиком на свадьбу, – сострил один из них.

– Вместе с тобой, – оскалился охранник, махнул: – Вперед.

Егор перехватил отца за талию, попробовал сдвинуть его с места. Тот не поддавался.

– Пошли, Кеша…

Старик молчал, медленно переводя взгляд с одного лица на другое.

– Отец, нам пора…

Кеша продолжал стоять.

– Ну, чего замерли, гопники?! – снова прикрикнул на санитаров Василий. – Действуйте!

– Не надо, – остановил их Баринов, взял лицо отца обеими ладонями, повернул к себе. – Все хорошо, Кеша. Мы уедем и больше сюда не вернемся. Ты хочешь уехать?

– Да, – кивнул тот.

– Вот и прекрасно… Уедем и забудем этот дом. Понимаешь?

– Понимаю. Уедем и забудем, – повторил больной, радостно засмеявшись. – Я понимаю…

Сын снова обнял отца за талию и осторожно, мелкими шажками повел его к выходу.

Микроавтобус трясся по привычной дороге, за окнами плыла непроглядная густая ночь, изредка разбиваемая дальними городскими огнями.

Егор сидел напротив отца, придерживал его за колени, чтобы меньше болтало и кидало из стороны в сторону.

Кеша неотрывно смотрел в черное окно, словно забыв про сына, про «уазик», про дорогу.

– Так куда едем? – вдруг громко крикнул моложавый шофер. – На дачу Василия, что ли?

– На дачу! – отозвался Баринов. – Адрес знаешь?

– Отыщем!

Кеша оторвался от окна, стал смотреть на сына, шевеля тяжелыми, вспухшими от лекарств губами, пытаясь что-то произнести.

– Что, отец? – напрягся Егор.

Кеша молчал, дыша часто и напряженно.

– Успокойся. Скоро приедем.

Старик вдруг снял руки сына с коленей, поднялся, направился в сторону выхода.

– Папа, подожди… – Баринов перехватил его, попытался вернуть обратно. – Потерпи!.. Осталось немного!

Кеша упирался, едва разборчиво бормотал:

– Остановите! Никуда не хочу! Хочу выйти!

– Остановить, что ли? – снова гаркнул шофер. – До ветру захотел? Посикать?

– Заткнись! – крикнул Егор. – И больше ни слова. Ни слова, сказал!

Он с трудом вернул отца обратно, опустился рядом, обнял за плечи, дожидаясь, когда тот постепенно притихнет, успокоится.

Загородный домик охранника Василия был низенький, в один этаж, с крохотным, давно не убиравшимся участком.

Микроавтобус укатил, мигая в темноте задними подфарниками. Егор осторожно, оступаясь на неровностях и колдобинах, ввел отца во двор, достал из кармана ключи, принялся ковырять в замке.

Кеша какое-то время наблюдал за его действиями и, лишь когда дверь распахнулась, вцепился в сына обеими руками, стал часто бормотать:

– Не хочу, не надо! Я буду хорошо себя вести, не надо!

Егор отвел его назад, почти на ощупь усадил на трухлявую скамейку, примостился рядом.

Отец молчал, дыхание выравнивалось, дрожь уходила.

Баринов обнял его, прижал к себе, стал гладить по голове, успокаивая и располагая. Кеша не очень уверенным движением нашел его руку, приложил к своим губам и так затих…

Он уснул. Спал крепко, с ровным постаныванием и неожиданным вздрагиванием, как это случается во сне с маленькими детьми.