― Ты только что ответила на свой вопрос, ― Катя поднимает вверх указательный палец. ― Из-за Артема. Андрэ ― его глаза и уши. Смекаешь, к чему я клоню?

― Не совсем.

― Сближусь с Андрэ, и нам будет легче подобрать ключик к тому, что творится в голове у Артема. Придется поднапрячься и применить все свое обаяние, чтобы разболтать Андрэ, но ты не бойся, я справлюсь. Влюбилась… скажешь тоже, ― Катя фыркает и вновь дотрагивается до своего топа. ― Тебе отлично известен мой нрав. Я не из тех, кто бросается в омут с головой и теряет разум от взгляда с поволокой первого встречного иностранца. Сейчас я руководствуюсь важной целью.

― Моя спасительница, ― я притягиваю ее к себе, заключая в железные объятия.

― Верно. Твоей спасительнице нужно бежать. Я видела Андрэ в саду. Не хочу разминуться с ним.

Катя выпархивает из кольца моих рук, за пару секунду набирая прежнюю баснословную скорость, и сопровождает спуск по лестнице грохотом. Твердит, что Андрэ ей безразличен, но видела бы она себя со стороны и то, как ее очи сверкали, словно бриллианты, азартом и предвкушением.

Я бреду к кухне с закравшейся в сердце эфемерной тоской по эйфории, лучезарной и согревающей все естество, которую вызывал во мне Максим. Катя своим поведением напомнила об этом. В начале наших отношений и до недавних пор я не ходила по земле, а парила над ней, окрыленная возникшими сильными чувствами. Я упала, разбившись вдребезги, и теперь заново учусь ходить, привыкаю к тому, что в сердце царит зыбкий холод. Новые чувства, тревоги вытесняют Максима. С каждым днем я отдаляюсь от нашего рая все дальше и дальше без малейшего представления о том, какой будет моя жизнь.

Действительно ли мне необходимо знать ответ на вопрос, почему Макс ушел? Стоит ли оно того, чтобы расплатиться за правду своей независимостью? Чего я добьюсь для себя этой погоней за неизвестностью?

Единственная вещь, не вызывающая у меня сомнений, это твердое желание выпить чашечку свежемолотого кофе. Но я не единственная, кто думает о напитке, и сталкиваюсь на кухне с отцом братьев Золотовских.

Александр Сергеевич отворачивается от кофемашины, заслышав мои шаги.

― Погоди, дочка, ― окликает меня. ― Не уходи, Ксюша. Позволь мне извиниться перед тобой.

Упрямо держа свой рот плотно сомкнутым, я встаю к главе злополучного семейства спиной с намерением проигнорировать его вежливую, выстраданную просьбу, однако что-то мешает уйти.

― Пожалуйста, присядь, и мы поговорим.

Уважение к этому статному, рассудительному мужчине. Вот что не дает сорваться с места и умчаться как можно дальше. Я доверяла ему и во многом полагалась, и мне не позволит совесть бессердечно отнестись к раскаивающимся ноткам в голосе Золотовского-старшего.

Да. Мы должны поговорить. Бесконечная беготня от затруднительных тем и ситуаций не приведет к прогрессу. И, честно говоря, мне очень некомфортно существовать в условиях, господствующих в доме. Напряжение сгущается с каждым днем, и если это не прекратить, боюсь, мы необратимо отдалимся, сохранив в сердцах недоговоренность, которая будет медленно и болезненно глодать.  

― Спасибо, ― искренне благодарит Александр Сергеевич, когда я прохожу вглубь кухни, приближаюсь к «острову» и сажусь на высокий стул. Он ставит передо мной красивую емкость с ароматным аравийским напитком, располагается напротив и мешкает начать.

Я терпеливо жду, пока он соберется с мыслями, вижу, что это для него непросто. Моя боль не эпицентрична, и душевные переживания родителей Максима столь же значительны и велики. Мои ожидания предал жених, а их ― сын.

― Прежде всего, я хочу принести извинения. Не за Максима. За нас с Лизой. Мы промолчали, когда Артем завел разговор о фиктивном браке, ― Александр Сергеевич сдвигает к переносице широкие, изогнутые брови, и испускает протяжный, подавленный вздох. ― Мы растерялись…