По сути, именно он, протянув свою руку из далекого прошлого, стал первопричиной Глобального военного конфликта.

Политика всегда была и остается грязным делом. И политические программы могут трактоваться по-разному, в зависимости от того из чьих уст звучат доблестные призывы. Однако, очевидно, что обретающей со временем экономическую и военную мощь Гранд-Монтане требовалось больше финансового топлива, чем всем остальным глобальным игрокам. На этом поле и пересеклись интересы с Материковым альянсом, который в какой-то момент осознал, что последующее давление со стороны дальнего соседа ставит под угрозу его процветание.

Десять лет назад этот конфликт вспыхнул словно спичка, охватив своим пламенем все экономически развитые государства, которые были вынуждены признать, что отсидеться в стороне не получится.

Дверь в кабинет сенатора приоткрылась, как бы приглашая углубиться в историю великой державы.

– Детектив Вильсон, все обвинения против меня – это происки завистников! – сенатор встретил детектива шуткой, выставив руки вперед, словно уговорами пытаясь остановить разъяренного быка.

Улыбка сенатора Кулдриджа сочетала в себе спокойную уверенность и смертельную усталость. По глазам было видно, что он переживает непростые времена и не отказался бы от лишней пары часов сна. Ростом он был почти с детектива, но при этом чуть более поджарый, словно гончая, ушедшая на почетную пенсию. Кабинет сенатора был огромен, не то, что скромные шесть квадратных метров, где уместилось рабочее пространство детектива. Прямо над массивным столом висел огромный портрет Тревора Баттона – одного из самых почитаемых президентов, при котором страна от аграрной окраины мира превратилась в одну из сильнейших держав всего за какие-то двенадцать лет. На картине Баттон был изображен стоя по стойке смирно, облаченный в гренадерский мундир и с океаном уверенности, плещущимся в глазах. Каждому вошедшему в кабинет посетителю казалось, словно президент пристально вглядывается в его лицо.

Средоточие сенаторской власти покоилось слева от стола и представляло из себя единственную кнопку для связи с первым человеком государства. Эта кнопка словно излучала свет, притягивая к себе взгляд Вильсона.

– Ну что вы, сэр, это скорее я проявил наглость, напросившись к вам в гости как в музей, под предлогом полицейского расследования! – Детектив бал сам удивлен тем набором высокопарных слов, которые слетели у него с языка.

Кулдридж указал рукой на стул, предлагая Вильсону сесть. Помимо кнопки власти на столе располагались несколько фотографий: сенатор в кругу своей семьи – двух светловолосых девочек-подростков и красивой супруги, за лицо которой еще не успела ухватиться старость. На второй был запечатлен сам сенатор на рыбалке в огромных болотных сапогах, в руках он держал какое-то морское чудище длиной почти в метр. И еще одна, где молодой сенатор с сигарой в зубах, облаченный в камуфляжную форму, стоит в компании двух боевых товарищей. Последняя фотография привлекла особое внимание Томаса.

–У вас есть опыт участия в боевых действиях, сэр? – спросил полицейский, кивком указав на последнюю фотографию.

– Так точно, детектив Вильсон. – Он произнес эти слова с бравадой и на его лице расцвела та же улыбка, что и на старой фотографии, словно в зубах у него зажата воображаемая сигара. – Две командировки в Сарвию тридцать лет назад. – С этими словами он взял фотографию в руки, поднес ее к глазам и на его лице промелькнула ностальгическая улыбка. – Только я называю это иначе – не участвовал в боевых действиях, а спасал жизни людей – я был полевым хирургом.