Макс.

Когда я хочу расслабиться и подумать — сам сажусь за руль. Сегодня водителя отпустил — не думал, что он мне понадобится.

Но… значит так было нужно.

Кровь всё ещё стучит в висках после того, как я покинул ателье. Всего одним звонком я раздавил поставщика, как мелкого таракана под ботинком.

— Завтра новая партия. Без брака. Или я закрою ваш бизнес к чёртовой матери, — бросил в трубку, не давая времени на отговорки.

На том конце — тишина и торопливое согласие. Страх — лучший аргумент в переговорах. Я повернулся к Наташе, старшей помощнице, и посмотрел прямо в глаза. Они расширяются от удивления, а руки нервно сжимают стопку бумаг. Она смотрит на меня, как на привидение. Мда, не ожидала, что я тут появлюсь.

— Теперь все вопросы решаете через меня, — произношу я ровно, но с такой силой, что спорить бессмысленно. — Вике больше не о чём волноваться. Передайте это Оле. И себе на ус мотайте. Понятно?

Наташа молча кивает, не смея возразить. Я не объясняю больше ничего. Не собираюсь.

Вика сейчас для меня, как хрустальная ваза, разбитая моими же руками. Я должен собрать её заново, даже если острые осколки врежутся мне в ладони. Пусть кричит, пусть ненавидит — я выдержу. Но не допущу, чтобы она снова переживала из-за чего-то, тем более по- поводу таких мелочей, как испорченная ткань или проверки.

Это мой долг. Мой крест.

Останавливаюсь на светофоре, стискиваю руль, вглядываясь в гудящую Москву. Шесть месяцев назад, когда Вика ушла, я думал, что справлюсь. Что заполню пустоту внутри бесконечными делами, встречами, контрактами. Ошибался.

Потом позвонил Ковалёв — старинный друг и партнёр, и сказал прямо:

— Максим, тебе предложили должность замминистра экономического развития. Направление — инвестиции и поддержка предпринимательства. Это твоё. Ты знаешь, как устроен бизнес изнутри. Соглашайся.

Я усмехнулся тогда, глядя на серую Москву за окном, и спросил:

— Зачем мне это?

Он ответил без пафоса:

— Потому что ты больше, чем просто олигарх. Потому что можешь помогать тем, кто не может себе помочь. Ты всегда знал, как. Только теперь делай это официально и с поддержкой государства, а не только из собственного кармана. Есть у меня несколько законопроектов.

И я согласился. После долгих раздумий в ставшем привычным одиночестве . Решил согласиться. Не ради престижа. А ради того, чтобы доказать — себе, не другим — что я всё ещё человек, а не только разрушитель. Чтобы хотя бы что-то, кроме денег, осталось после меня. Пока всё на стадии обсуждения, но я уже начал двигаться. Проверяю системы, людей, связи. Готовлюсь. Потихоньку.

Теперь я подписываю бумаги, давлю коррупционеров, продвигаю проекты молодых ребят из глубинки, которые напоминают мне молодого себя — дерзкого, голодного, с огнём в глазах.

Фонд, который я когда-то создал, стал частью государственной программы поддержки малого бизнеса и семей.

И, чёрт возьми, я хочу, чтобы Вика это знала. Чтобы Ромка знал. Чтобы они понимали: я — меняюсь.

Вспоминая о сыне, я невольно расслабляю плечи. С Ромой постепенно налаживается контакт. После месяцев молчания и едких сообщений, он начал отвечать, коротко, сдержанно, но уже без ненависти.

Беру телефон, набираю номер Сергея,своего начбеза, не отводя взгляда от дороги. В груди снова поднимается раздражение. Гудки звучат долго, слишком долго.

— Да, Максим Сергеевич? — наконец отвечает он.

— Через час в «Праге», — говорю я жёстко. — Нужно поговорить.

— Что-то случилось?

— Через час, — перебиваю я, сбрасывая вызов и отбрасывая телефон на соседнее сиденье.

Гнев снова вскипает во мне, как кипящая смола. Сергей знал. Шесть месяцев этот остолоп наблюдал за Викой, присылал мне фотографии её улыбок, её прогулок, её жизни в Англии и Италии, и ни слова не сказал о беременности. Я доверял ему как самому себе, а он умолчал.