– Извините мои манеры, этак вкуснее пить. Пока мешал, засмотрелся на этот маленькой водоворот в кружке и в голову полезло всякое дрянное… Подумал, мол, вот, в таком водовороте кружится время, засасывая все вокруг, и люди! Люди так много говорят о жизни, так распинаются, в разные идеи ее, значит, одевают, пышные, богатые, но – такие фарсовые! Идеи! Каждый, кому не лень, имеет какие-то свои идеи на ее счет, свои одежки, у кого элегантней, у кого бедней, но суть-то… Сути-то эти идеи не имеют, ведь умирает человек – и все, нет его, исчезает целиком и полностью, будто никогда его и не было. И где его идеи затем? Пригодились ли они? Значили ли они что-то? Жизнь такая, жизнь этакая… А жизнь-то настоящая, она нагая, запомните! Нагая! И никакие идеи ей не нужны, она завершена в своей красоте, в своих формах… Одежки только опошляют, скрывают от нас саму суть. Ну, не будем! А то аппетит пропадет, не знаю, честно говоря, что это я так вдруг… – приободрившись, Михаил взял нож и нарезал колбасу ровными, толстыми кружками, внутри колбасы —желтовато-серый фарш. – Первого сорта колбаска, а, как хороша! Из мозга! Деликатес! Вы берите, накладывайте на булочку, не стесняйтесь. Для этого и была куплена. Как, к слову, ваши дела? Что нового происходит? А то я все о себе – иногда так заносит, что не выправишь!..

– Да мне рассказать, честно говоря, нечего, – пожал плечами Андрей, опуская весь свой сегодняшний вечер. – Вы спросите, какой сегодня день недели – я вам даже не смогу на этот вопрос ответить. Все дни, как один.

– А оно плохо? Всегда знаешь, чего ожидать. Можно сказать, что это оборотная сторона стабильности, – Михаил положил три кружка колбасы на булку и осторожно надкусил, смакуя. – У меня вот, в последнее время, все кувырком. Мы как-то с вами встретились на кухне не так давно, я рассказывал, что ложусь на операцию, может быть помните? Опухоль в кишке вырезали. Вы простите, что поднимаю такую тему за столом, но событие все-таки значимое и волнительное в некотором роде.

– Ничего, я не из брезгливых, – сказал Андрей.

– Верно! Что естественно, то не безобразно, вот о чем я всегда говорю. Собственно, что касается операции, так все прошло как нельзя лучше; хирург, Константин… – Михаил прервался, застыв с приоткрытым ртом, в каемке пухлого языка показалась каша из колбасы и булки. – Запамятовал фамилию, что ж такое с памятью-то… Совсем дрянная стала… А впрочем, оно и не так важно. Вскрыли меня значит, вырезали лишнее, заштопали обратно – одним словом, отремонтировали, дело известное! Но с каким мастерством, с каким умением, не иначе, как божественным оно было произведено! Кроме шуток! Вот любит наш народ хулить по чем свет стоит бюджетную медицину, жаловаться на то, на это, а ведь врачи-то работают на совесть! Хотя, скорее это часть нашего менталитета… Понимаете, у меня на этот счет даже теория есть особая. Ну, не сказать, что теория стройная и ограненная логикой, но все же… Мне кажется, простите, если это будет звучать, как маразм – возраст, знаете, он как вода – точит гранит сознания… В общем, русский человек любит предъявлять жалобу по каждому поводу, а если повода не обнаруживается, так он его выдумывает и все от того, что любит такой человек испытать жалость, болезненно охотлив он до страдания… Вот будто бы есть какая-то укоренившаяся нужда почувствовать себя, хотя бы пока стоишь в очереди, жертвой, наложить на себя крест, сделаться мучеником… И сами жалобы-то, они, нужно признать, не направленны на результат, нет в них ожидания решения самой проблемы – если проблема вообще, конечно, в них заложена – и если вдруг происходит чудо и проблема решается, ну, скажем, рассасывается очередь – человек теряется и становится озлобленным от того, что у него эту самую жалость к себе отобрали, не позволив насладиться ею в полной мере.