– Никс ферштейн!

Боковым зрением замечаю, как отец, появившись на дороге, останавливается и пристально смотрит в нашу сторону.

Добрая улыбка на лице мужчины сменяется презрительным выражением. Он снова говорит длинную фразу, из которой я понимаю только «русишь кляйне швайне», а потом он громко и длинно портит воздух.

Это он меня маленькой русской свиньей обозвал. Мальчик и девочка ехидно хихикают. Машина трогается с места, и обернувшийся мальчик корчит мне рожи. Я, набычившись, смотрю им вслед. Потом поднимаю камень, лежащий у моих ног, с трудом подавив желание запустить его вслед медленно отъезжающей от меня машины. Немец через зеркало заднего вида перехватывает мой взгляд и резко газует. Машина прыгает вперед. Мальчик трескается лбом о заднее стекло. Выбрасываю камень в канаву и поворачиваюсь к ним спиной.

Отец стоит и явно не хочет, чтобы немцы его заметили. Ладно, не буду спрашивать почему. Приподнятое настроение, охватившее меня после того, как я самостоятельно нашел дорогу, немножечко испорчено. Отец идет ко мне, за ним показывается мама. Я молча отдаю ему компас. Он так же молча обнимает меня за плечи, и мы втроем идем по дороге.

– Не страшно было? – спросила мама.

– Совсем не страшно. Интересно было.

– А я машину старую с дырками от пуль нашел там, – говорю я отцу.

– И что? В ней никого не было? – спросил он меня.

– Нет. Она же старая и брошенная в лесу.

Отец как-то странно посмотрел на меня и принялся стучать перочинным ножом по срезанной ветке.

– Холмики рядом были? – спросила мама.

– Да вроде не было, – ответил я, вспомнив, что рядом с кустами у ржавой машины видел полузасыпанную щебнем старую воронку.

– А я в тебе не сомневался, – сказал отец после того, как мы с мамой набрали полный пакет земляники, полностью обобрав встретившуюся нам полянку, и вручил мне выструганную из ветки свистульку.

– Я знал, что ты справишься. Запоминай все, что тебе будут рассказывать. Ведь никогда не знаешь, что именно потом в жизни может пригодиться. Особенно запоминай всякие мелочи. – И задумчиво добавил: – Горят именно на мелочах обычно.

– А на каких мелочах?

– На всяких, разных! Смотри, ягоды не рассыпь по дороге. И вообще – все, чему тебя скоро учить будут, это игра такая.

И, усадив меня на свои крепкие плечи верхом, добавляет: – Это просто игра!

Обо всем этом я вспомнил, уже засыпая, пока размышлял о своих впечатлениях и, конечно, мечтал о подвигах, которые обязательно совершу, когда вырасту.

Незаметно началось долгожданное лето. Наш старый трехэтажный кирпичный дом высокое начальство решило отремонтировать уже к осени, и всех жильцов быстро, буквально за несколько дней, расселили по гарнизону, используя всю имеющуюся свободную жилую площадь. Кто-то попал жить в большие старинные особняки, даже двухэтажный дом под названием «дача Паулюса» заняло несколько семей. Да, да – того самого Паулюса, из Сталинграда. Кому-то посчастливилось въехать в свободные резервные квартиры, а большинство семей просто подселили в свободные комнаты просторных служебных квартир к уже живущим там хозяевам.

Нашей дружной компании повезло. Случайно или нет, наши семьи оказались заселены вместе в компактном районе на самой окраине города, состоящем из пяти одинаковых двухэтажных каменных домов с островерхими крышами, называемом между собой жителями гарнизона «пятихатками». Место было очень живописное и красивое, ограниченное с одной стороны дорогой, тянувшейся вдоль полкового забора, через который мы проникали в полк, а с другой – безымянным ручьем с чистейшей хрустальной прохладной водой, заросшим орешником и впадающим в пруд, по льду которого мы с Юрой катались на санках зимой. Только Игорь остался жить в новом пятиэтажном доме рядом с трамвайной остановкой напротив немецкого пограничного училища.