Не убоюсь я зла! Частям особого назначения посвящается Евгений Баранов

© Евгений Баранов, 2018

ISBN 978-5-4493-6622-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«ЕСТЬ МНОГО ОБРАЗЦОВ ПОВЕДЕНИЯ,

КОГДА НАХОДИШЬСЯ В НОРМАЛЬНОМ

ОКРУЖЕНИИ, НО КОГДА ТЫ В ОДИНОЧЕСТВЕ,

ОПАСНОСТИ И ТЕМНОТЕ, ЕСТЬ ЛИШЬ

ОДИН ПУТЬ – ПУТЬ ВОИНА»

ФЛОРИНДА МАТУС

Джон сидел на полу маленького и узкого железного каземата. Лампочка, забранная решеткой, тускло светила в углу над дверью. Он сидел на железном полу, привалившись спиной к стене, его ноги доставали едва ли не до середины более чем скромного помещения. Над головой торчали несколько рожков с рассекателями, на полу – дыра для водостока. Комната громко называлась душевой, а по совместительству – арестантской. Попал он сюда совершенно безвинно, по крайней мере, он так считал. Сейчас он хотел только три вещи – есть, пить и спать. Есть и пить было нечего, а вот спать он мог сколько влезет. Честно признаться, он удивился такому обороту вещей. События последнего времени изрядно выбили его из колеи, и теперь ему было уже все равно, что с ним будет дальше. Мысли все чаще возвращались к происшедшему. Да, встретили его достойно, проводили в каюту капитана этого могучего крейсера, с коего и прилетел летательный аппарат, учинили допрос по всей форме, но после короткого: «Уведите!» – заперли здесь. Чего Джон никак не ожидал. Хотя вообще то чего еще ждать: грязный, оборванный, обросший щетиной воин излагал довольно фантастические вещи. Конечно, им придется все перепроверить, а на это нужно время. Ладно, черт с ними, но покормить-то могли?! Постепенно Джон забылся в тяжелом сне и оказался снова там, откуда так недавно и счастливо вернулся. Снова в этом трижды проклятом месте…

Привычка иронично оценивать себя и происходящие с ним события со стороны, много раз помогала ему в жизни. И вот сейчас, вспомнив любимую поговорку дедушки: лучше потерять штаны, чем надежду, – он посмотрел на свои. Такие не грех потерять. За последние двое суток они здорово поистаскались, и сейчас через прорехи просвечивали худые, жилистые ноги, покрытые изрядным слоем грязи. Однако! Ближайший «обмывочный» пункт терялся в необозримом будущем. Полфляги мутной, теплой жидкости, которую он называл в зависимости от времени суток то чаем, то кофе, а то и какао, можно было смело принять за грязную воду из лужи, коей, впрочем, она и являлась, но теперь-то, правда с изрядной долей антисептиков. Впрочем, о вкусах не спорят. Все равно, другого ничего не было. Впереди неизвестность… она для него была и с легкой долей ожидания чего-то хорошего, и с солидной долей пессимизма. Потому что знал: это хорошее ему не обломится. С тяжелым вздохом он поправил ремень АКМа и зашагал к ближайшим скалам, видневшимся километрах в двух-трех впереди. Природа здесь не баловала разнообразием: только мутно-сизые скалы, песок и чужая красноватая пыль, противно скрипевшая на зубах. Да, еще были чахлые колючие кусты, но их было совсем мало. Зато всего остального было, похоже, многовато. Но что делать? Cредиземноморье – здесь всегда так. Ему, человеку с далекого севера, где снег лежит почти девять месяцев в году, эти излишки успели сильно надоесть, даже опротиветь, а потом просто осточертеть за эти последние трое суток. Двое из них он провел в пути, притом, в гордом одиночестве. Так получилось.

Сейчас он был несказанно рад, что провожатые отстали. Это были далеко не те люди, которых было приятно видеть. Все-таки это щемящее чувство одиночества и тревоги не покидало его. Один… В такой далекой и чужой стране, среди чужих людей, мертвенно-серых гор, песка, и низких, холодных звезд. Все здесь чужое. И осознал он все это сейчас оттого, что в голове непрестанно вертелся этот дурацкий вопрос: «Какой черт его сюда занес и что было ему здесь нужно?!» Раньше такие мысли как-то не приходили в голову. Хотя вот насчет черта-это зря. Все и так ясно, кто и зачем. А раз так, к чему мозги забивать всякой ерундой.

Вот, наконец, он набрел на долгожданную «прохладу», которой была тень серой скалы, да жидкий, чахлый кустик каких-то колючек. Испив «чаю» и растянувшись в «холодке», почувствовал себя почти счастливым. А вспомнив о заначеном «бычке» и выпустив густую струю дыма, ощутил себя абсолютно бессмертным. Часа два спустя, шагая вдоль вьющейся в пыли дороги, он заметил «джип». И хотя машина была метров за пятьсот, бежать было поздно, да, впрочем, и некуда. С одной стороны – скала, с другой – пологий склон, переходящий в низину. Укрыться негде. Не сбавляя шага, он передернул затвор и загнал патрон в патронник. Задвинул автомат за спину, чтобы спереди его не было видно, или хотя бы, не бросался в глаза. «Джип» остановился метрах в десяти от него, и после гортанного окрика, он поднял голову. На него смотрело шесть стволов. Водитель сидел спокойно, его руки были видны на баранке. Рядом сидел человек, одетый в такую же черную форму, как и у всех, но в отличие от их беретов, на голове у него-черная чалма. Красивая, окладистая черная борода, пронзительные голубые глаза и ствол пистолета дополняли композицию. Тот, в чалме, снова что-то гортанно крикнул и показал стволом пистолета вверх. Жест не нуждался в переводе. Согласно закивав головой и произнося все иностранные слова, какие знал или слышал, не заботясь о том, чтобы сидящие в машине его поняли, Джон сделал два, как бы, неуверенных шага вперед и вправо, перекрывая четырем солдатам в машине сектор стрельбы. Теперь их от него отделяла голова водителя и солнце, ярко светившее им прямо в глаза. Одновременно передвинул из-за спины АКМ, нажал на крючок. Выстрелить в ответ успел только тот, в чалме. Немного левее было бы, конечно, более эффективно, а так -здоровенная ссадина над ухом. Правда, здорово кровит. Теплые, брызжущие струйки крови падали в пыль, сбегали по шее, заливали воротник куртки, и стекая по спине попадали на многострадальные штаны. На мгновение он вроде как потерялся. Очнулся-чегой-то я сижу? Может автобус попутный жду? Впрочем с целым автобусом этих гавриков ему точно не справиться. Здесь ему помогла неожиданность и нахальство, да еще везение. Найдя у «земляков» перевязочный пакет-наскоро перевязался. Получилось, как в песне: голова обвязана, кровь на рукаве. Что он теперь имел: машина на ходу, воды целая канистра, в бардачке пачка сухих галет. Только вот для чего он оставил в машине офицера, выкинув его приятелей на дорогу, сказать, наверное никто не смог бы. Может, чтобы веселее было, а может его документы с обилием печатей и вензелей заставили уважать их хозяина. Понять что-либо из этой арабской вязи он не мог. Но все-таки, решил прихватить с собой, авось пригодятся. Вскоре дорога привела «джип» в узкий каньон, с обеих сторон которого торчали скалы и узкая горловина входа-выхода. Смеркалось. Памятуя о том, что ночь здесь наступает мгновенно, решил переночевать поближе к вершине, блаженствуя в обилии чистой воды, галет и терпких вонючих сигарет. Засыпал под низкими, близкими звездами, под аккомпанемент тишины. Перед глазами мелькали какие-то вспышки, песок, горы, горячий воздух. Потом приснилось красное, небритое лицо комбата и их батальон, медленно втягивающийся в узкий каньон. Близкие грохочущие, оглушающие очереди почти в упор. Оседающий на землю, в десяти метрах от него, комбат, с разорванной грудной клеткой, выкашливающий какие-то последние команды. И снова скалы, их семеро пропыленных и усталых. Вертолет, пыль, дрожащий и прыгающий в руках пулемет; удаляющийcя, затихающий шум винтов. Потом приснился дед. Высокий, седой с седой же бородой. Вспомнились его слова, когда Джон, еще пацан, пытался выстругать кораблик его большим охотничьим ножом. Тогда он сильно порезался и со злостью отбросил нож в сторону. Дед сказал что не бывает опасных предметов, бывают опасными люди, которые ими владеют, в данном случае ты опасен сам для себя. Потом вспомнилось почти забытое – как дед учил владеть этим же ножом, и почти щенячий восторг когда стало получаться, а дед показывал все новые и новые предметы, которые могли быть оружием в тайге. Это и спичечный коробок, и сухая лесина, и упругие ивовые ветки, и многие простые, казалось бы, давно знакомые вещи, которые могли понадобиться ему чтобы выжить. Но то в тайге – а здесь?.. Отчаяние и одиночество.

Еще сквозь сон Джону почудился шум моторов и непонятный говор. Просыпаясь, показалось, что все это происходит не с ним и наверное уже тысячу лет повторяется снова и снова с кем-то. Открыв глаза, увидел, что еще сумерки, но уже утро. Багрово-красный диск солнца угадывался у края горизонта. Внизу действительно слышалось какое-то движение. Осторожно подполз к краю и убедился: кто-то есть. Сползая по камням к «джипу», прикинул: судя по звуку двигателя- бронетранспортер, а значит и «воинов аллаха» при нем будет немеряно. «Броники» просто так, по одному, среди ночи здесь не ездят. Осторожно, не заводя двигатель, подтолкнул машину к горловине входа в каньон. Вход оказался шире, чем показался вечером. Два «джипа» разъедутся свободно, а значит, и более крупная машина пройдет. Это конечно – минус, но если закупорить эту дорожку, то, можно унести свою задницу подальше отсюда и не ввязываться в длительный бой. Конечно его арсенал значительно пополнился за последний день, но не настолько, чтобы выдержать открытый бой с регулярной частью. Можно задержать их здесь надолго, кое-чему в спецназе учили, но в проигрыше окажется все равно он сам. А если вышлют вертолеты, то его война может закончиться гораздо быстрее, чем хотелось бы. Предательское солнце быстро вставало. Утро вступало в свои права неотвратимо. Эх, проснуться бы на полчаса раньше, может и успел бы уйти, а теперь… Ладно, успеем еще поплакать. Не думаю, что ребята будут сильно рады знакомству со мной. Сунул гранату под покойника, усадив его на переднее сиденье, подумал – и сунул вторую. Когда залез на вершину, солнце уже взошло, и сразу наступил день. В прицел снайперской винтовки, взятой в «джипе», было хорошо видно покойника и все подходы к нему. Почему то на него он возлагал особые надежды, хотя и не мог объяснить почему. Час спустя в проходе показался медленно ползущий бронетранспортер с тоненькой стрелкой пушки на башне. Издалека, на глаз – двадцатимиллиметровая скорострельная пушка. Это был еще один минус. Но от их встречи с покойником минус превратится в большой плюс. Броник остановился, не доехав метров десять до «джипа». Высунувшийся до пояса танкист стал что-то торопливо кричать в рацию, размахивая другой рукой. Сзади остановился другой «джип», копия первого. Из него вышел пожилой человек и медленно пошел к машине. Одет он был в черную форму без погон и знаков различия. Только красивая борода с проседью и белая чалма с золотой окаемкой отличали его от других. Держа его в прицеле и не решаясь нажать на крючок, надеясь, что пронесет, он упустил момент, теперь между ними- «джип». Вероятность попадания сильно снизилась. Вокруг красавца в белой чалме шли его то ли друзья, то ли телохранители, но, судя по жестикуляции, скорее и то. и другое. Подойдя к машине, он что-то дико закричал, сорвал чалму и бросился на грудь покойника, его приятели пытались, и не без оснований, его удержать, остановить, но не преуспели в этом. Мощный взрыв двух итальянских гранат разметал черные фигуры. Сдетонировали баки в «джипе» и огненный дождь накрыл всех стоящих и сидящих в проходе. Еще не осела пыль и не унесло дым, как прямо из этой клубящейся массы вынырнул «броник» и стал торопливо «выкашливать"боезапас по окружающим скалам. Эта канонада значительно усилилась после того, как следом за ним в каньон въехало два грузовика с солдатами и еще один «джип» с установленным на нем крупнокалиберным пулеметом. Теперь боезапас расходовался капитально, со знанием дела и во все стороны. Полюбовавшись на этот концерт и поборов желание бросить в кучу-малу под шумок пару гранат, решил, все-таки, сматывать удочки. Подполз к другому краю, расклинил веревку в расщелине камнем, и привстав посмотрел на дно: куда бросать конец и много-ли не хватит до дна. Тут же сел и понял, что влип серьезно. Внизу, с другой стороны, было полно солдат, два бронетранспортера и даже легкий танк. Манипуляции на краю обрыва не прошли незамеченными и были вознаграждены «праздничными» залпами из всех видов оружия. Не высовываясь, он бросил гранату на звук скорострельной пушки и с удовлетворением услышал звук разрыва и «приветственные"крики. Бросил вторую, поверх первой-для верности. С другого края дела обстояли прекрасно-стреляли все, кто умел это делать и, похоже, из всего что могло стрелять. И чего это они так взъелись? Или им просто хочется повеселиться, или эти, в чалмах, может быть, отец и сын, были большие люди. А теперь их псы будут преследовать его, пока не убьют. И не дай-то бог попасть к ним живым! Подобные мысли витали в голове, пока их хозяин, занял, так сказать, господствующую высоту, под восходящим солнцем на неширокой террасе, которая возвышалась с обеих сторон метров на 15—20. Слева и справа пролетали различного калибра куски металла, мелкая и крупная крошка разлетающихся в разные стороны камней. Да, против регулярной части, зажатый на этом каменном клочке, его умение и весь арсенал не могли гарантировать ему шанс выбраться. Потихоньку пришлось ввязываться в перестрелку. Как только «праздничные» залпы стали стихать, самые резвые полезли на стену. Почти не целясь, он сбил двоих короткой очередью и перекатился в сторону, перезаряжая магазин. Если у них есть миномет то это будет не очень-то и весело! Минут сорок, в течение которых ему скучать не пришлось, но, впрочем, и повеселиться тоже, прошли быстро. Все это от того, что отдельные стрелки стали попадать довольно метко, грозя драгоценному здоровью. Он даже ввязался в перестрелку с одним, но бросил. Их просто было слишком много. Прикидывая по времени и ориентируясь по довольно приблизительной карте, выходило, что еще минут 10—20, и должны появиться вертолеты, если они у них есть вообще. Как любил говорить командир взвода, -настало время «принятия решения». Наверное, в жизни всегда есть это время-время «принятия решения». Можно остаться здесь, можно геройски рвануть вперед на ура, а можно отступить на заранее подготовленные позиции. Беда только в том, что этих-то позиций и не было. Солнце стояло почти в зените, а может это только казалось. Во всяком случае, прохладой не веяло. Воды немного еды нет совсем. По всему выходило, что обед придется пропустить. Внизу ребята затеяли перегруппировку, чтобы не переть нахально всем табором, тем более что уже «обожглись». Наблюдая, заметил, что связные, или как их тут называют, подбегают к одинокой машине, которую он в суматохе не сразу заметил, и, прикладывая руку к голове, по всей видимости, что-то докладывали. Для автомата-далековато, а вот винтовка с доброй оптикой разрешила проблему. Стекла крытой, бронированной машины отсвечивали, так что сидящих внутри не было видно. Но прикинув, что начальник сидит, скорее всего, справа от водителя, выпустил обойму на десять патронов, первые пять-бронебойных, прямо в лобовое стекло. После третьего выстрела оно покрылось мелкой сетью трещин, а после пятого все остальные пули без помех вошли внутрь бронированной коробки прошивая насквозь сидящих внутри и рикошетя от стен. Скорее всего, начальник, сидевший в машине, был дорог сердцу каждого воина, так как все на мгновенье позабыли о виновнике этого торжества и устремили уставшие взоры, а кое-кто и уставшие стопы к машине. Из множества глоток вырвался не то хриплый крик, не то рычание. Во всяком случае на слезы радости это было не похоже. Сам же он этого не застал, так как уже торопливо съезжал вниз на том, что осталось от штанов, срывая ногти. Туда, откуда он впервые поднялся сюда. Если удастся перебраться через этот каньон или хотя бы спрятаться в складках скалы и чахлом кустарнике, на той стороне дороги появиться шанс. Чтобы ребята не отвлекались от начатого дела, он поставил флаг на том месте откуда последний раз стрелял. Флаг простенький-к стволу винтовки привязал свой тельник и поставил ее на приклад, подперев камнем. И надо же, это нехитрое сооружение вызвало бурю энтузиазма. Нестройной цепью полезли вверх сразу человек двадцать. С той стороны, наверное, тоже самое. Один из самых ретивых подобрался к террасе ближе всех и закинул вверх гранату. Последняя исправно бабахнула, наградив благодетеля кучей щебенки. Следом за ней бабахнула еще одна, видимо ее кидали с той стороны и увидеть автора этого шедевра не удалось. Занятие это так понравилось участникам, что когда они разобрались что к чему, ряды энтузиастов заметно поредели. Умеют же, когда захотят.