Разумеется, успешные действия даже нескольких соединений не могли изменить критического положения войск фронта. Войска Северо-Западного фронта, опасаясь фланговых ударов врага, отходили к Западной Двине, преследуемые подвижными отрядами немцев. Попытки задержаться на промежуточных рубежах не приносили успеха. Противник обходил с флангов войска фронта, заставляя их начинать новый отход.

Отступающие штабы соединений, потеряв связь со своими частями, восстановить надлежащий порядок уже не могли. Из штабов армий и корпусов в дивизии поступали противоречивые, запоздалые распоряжения и приказы, которые уже не соответствовали сложившейся на это время обстановке. Некоторые штабы, попав под удар подвижных групп врага, вообще теряли управление своими частями.

В 1947 году, на процессе над военными преступниками в Полтаве бывший командир танковой дивизии СС «Мертвая голова» Гельмут Беккер свидетельствовал: «В первый же час войны мы двинулись из Восточной Пруссии в Прибалтику, рассчитывая безостановочно идти к Ленинграду. Достигнув Двинска (Даугавпилс. – Ю.Р.), дивизия вынуждена была остановиться. В этот день (26 июня. – Ю.Р.) мы вели тяжелый бой, и поле боя осталось за нами, но мы заплатили очень дорогой ценой за победу. За всю войну во Франции дивизия не имела таких потерь. Я хотел узнать, как русские строят оборону, и со своими офицерами обошел поле боя. Мы увидели высокое искусство инженерных сооружений и особенно маскировки: подходя к самым огневым позициям, трудно было их заметить. В окопах пулеметов и на огневых позициях лежали стрелки и артиллеристы, не покинувшие солдатского поста и раздавленные нашими танками… Здесь я впервые увидел, что русские закапывают танки в землю и тогда их можно подбить только с ближней дистанции с большими для себя потерями…»[130].

Если бы на этот героизм наложить качественное управление войсками, вероятно, итоги даже первых боев были бы иными.

Система управления фронта была расстроена. Частое перемещение командных пунктов фронта и армий затрудняло, а в некоторых случаях делало невозможным какое бы то ни было руководство. Так, 27 июня, переместившись в Резекне, КП фронта имел связь только с 8-й и 27-й армиями и Генеральным штабом, а уже вечером КП перемещался в район Пскова. Работа связистов в эти дни заключалась в непрерывном передвижении, свертывании и развертывании узлов связи.

Командные пункты армий по сути оторвались от своих войск, ни о каком действенном управлении не могло быть и речи. Генерал-полковник Ф.И. Кузнецов обратился к Военному совету 8-й армии с такими словами: «Вы преступно оставили войска на произвол судьбы и укрываете свою шкуру. Для такой ответственной операции, как отход целой армии, нужно было составить план, отводить войска от рубежа к рубежу и крепко управлять отходом каждого соединения.

Требую немедленно это сделать. Оперативной группе штаба вернуться в Елгаву и руководить отходом… Держите радиосвязь со штабом фронта. Вы уклоняетесь от связи, видимо, с намерением, потому что ничего не знаете и не хотите знать о своих войсках»[131].

К большому сожалению, до войны высшее военное руководство не проводило учения, в ходе которых войска должны были отступать. Из всех видов боевых действий отступление войск под сильным давлением противника, безусловно, является самым трудным и опасным. Когда Мольтке хвалили за его руководство Франко-Прусской войной и один из поклонников его таланта сказал, что его можно поставить в один ряд с такими великими полководцами, как Наполеон, Фридрих и Тюренн, то Мольтке ответил: «Нет, ибо я никогда не руководил отступлением»