Сергея повело. Такую информацию осмысливать он не хотел. На миг у него очень заболела голова, но тут же в переносице вспыхнуло это новое странное непривычное ощущение, и боль резко прекратилась.

– Но постойте! У меня в лицее – когда я туда поступал – в десятом классе было тоже народу до фига! – воскликнул он.

– Так вы с нескольких школ-то в него и поступили. Плюс те, кто сразу же учились в нём. А сколько из них в другие лицеи перевелось?

– Ну, человека три или четыре, – неуверенно ответил юноша. – А что?

– А к вам сколько?

– Ни одного, – испуганно ответил парень.

– А ты их точно вспомнить можешь, ну, тех, кто от вас перевёлся?

Сергей попытался напрячь память, чтобы собрать разрозненные и тусклые воспоминания о своих соучениках, но у него почему-то ничего не получалось.

Новый приступ головной боли нахлынул на него.

– Это называется морок! – словно через подушку услышал он неожиданно почему-то начавший удаляться голос незнакомца. В глазах начало темнеть.

Незнакомец, увидев, что Сергей резко и неестественно бледнеет, подскочил к нему, снова поставил ему свой нож у переносицы и резко провернул его в воздухе. Словно бы острой раскалённой спицей это резкое ощущение удержало юношу от потери сознания.

– Чаю глотни! – сказал ему незнакомец. – Полегчает! Сильно оно тебя!

– Но подождите! – воскликнул Сергей. – Ведь не может же такого быть-то! Они же реально кто-то куда-то переезжает, кто-то переводится, не могут же они просто вот так вот все пропадать! И почему именно девятый класс-то?

– А потом вы все по колледжам расползаетесь, по ПТУ, лицеям и прочему, а в девятом классе вас можно ещё хоть как-то по головам пересчитать. – ответил незнакомец. – А так все знают, что классы объединялись и что кто-то уходил в другие школы, но все воспринимают это как само собой разумеющееся, особенно там, где кто-то уезжал из деревни, или там, где этих классов было несколько.

– А как же это всё скрыть-то?

– Ну, для начала действительно организуются странные полуобоснованные переезды с заменами шила на мыло, чтобы движуху создать, и там уже – дело техники. Как говорится – было бы желание! Плюс мощнейший морок. Всё им накрыто, как колпаком.

– Так а что же со всеми этими детьми-то происходит?

– Как что? Их едят!

7497937094748785678162960617619098717199

Фёдор Андреевич Кошка, младший сын боярина Андрея Кобылы, отпустил охрану и остался один, смотреть на заходящее солнце. Закат над морем был как никогда чарующ. Солнце садилось над Русскими морем, и с башни Кыз-Куле открывался прекрасный вид. Золотая Орда привела в порядок эту крепость, и старые камни, помнившие тысячелетие войн, крови и надежд, отдавали солнечное тепло надвигающейся ночи.

– Здравствуй, Мансур! – произнёс Фёдор.

Подошедший – как он думал, бесшумно – сзади старший сын Эдыгэя – серого правителя Золотой Орды – смутился.

Наступила гнетущая пауза.

– Здравствуй, Фёдор, – наконец прервал молчание Мансур.

Фёдор вздохнул полной грудью и посмотрел на горизонт. Заходящее солнце раскрасило его в чарующе переходящие в синь моря закатные цвета, делая небо одновременно и невесомо лёгким, и бесконечно тяжёлым. Последний луч солнца пронзительно сверкнул и исчез под кажущимися неразличимо маленькими из-за дали горизонта штормовыми волнами.

– Ты знаешь, зачем я пришёл? – встав рядом с Фёдором, спросил его Мансур.

– Я знаю, зачем ты отпустил охрану башни, – ответил Фёдор.

– А почему ты отпустил охрану? – в свою очередь поинтересовался сотник.

– Потому что знал, зачем ты придёшь. – ответил ему боярин.

Мансур замолчал.

Стоя рядом с Фёдором, он смотрел вместе с ним, как море выпивает последние сполохи света, отражающиеся в облаках.