Обыск же всё длился и длился. Судя по крикам, доносившимся из-за двери, всю каторгу трясли подобным же образом, если не ещё более жестоко. Не найдя искомого, опричник вытер выступивший пот со лба и, посмотрев на икону, вопросительно взглянул на воеводу. Тот едва заметно кивнул. Тогда опричник взял её в руку и ножом оторвал от неё оклад, после чего разломал доску пополам. Там тоже не было никакого тайника.

Тогда, схватив табурет, он разбил его о палубу и переломал ножки об колено. Следующим был разломан стол, с которого боярин предусмотрительно убрал в угол миску с тряпкой и чернилами. Следующими были вспороты перина, подушки и одеяло. Вокруг начал летать гусиный пух.

– Где список? – закричал воевода. – У тебя должен быть список! ГДЕ???

– У меня нет никакого списка, – ответил Фёдор. – Сначала делать его было глупо и неразумно, а так внезапно я бы просто не успел.

Не знающий, что ещё можно раскурочить и разломать, опричник выжидательно уставился на воеводу.

– Выйди вон, – еле слышно произнёс тот.

– Что? – не понял опричник.

– ВОООООН!!! – заорал на него воевода так, что от его злобы в стороны полетела слюна.

Дворовый испуганно метнулся на выход и захлопнул за собой дверь, подняв новые облака пуха, который снегом закружился по помещению.

Фёдор невозмутимо поднял с пола штаны с рубахой, оделся и подпоясался чудом не вспоротым ввиду своей малой толщины шёлковым кушаком.

Они стояли друг напротив друга и смотрели друг другу в глаза. Время между ними было так напряжено, что об него можно было бы порезаться.

– Это была единственная карта? – наконец нарушил молчание воевода.

– О другой я не знаю, – ответил ему боярин.

– И списка нет, – задумчиво сказал воевода. – И запомнить ты её не мог, на ней не только морок, она ещё на всякий случай проклята. Оно не найдёт его. Но и ты его не найдёшь. Ежели ты не врёшь, конечно же. А ты не врёшь, я бы это почувствовал.

Из-за двери раздались удары топора. Опричники ломали скамейки гребцов и разбивали рукояти вёсел, ища тайники.

– За сколько оно купило тебя? – спросил Фёдор.

– За жизнь. Долгую, как у тебя, а может, и дольше. А без него ты ничего не сможешь мне сделать. Как и ему. Как и всем, кто сильный.

– Как и вы мне.

– Где он хоть? – поинтересовался воевода.

– Ты думаешь, я тебе скажу? – усмехнулся боярин.

– Нет, не скажешь! Но ты всё равно не заберёшь его! – ухмыльнулся воевода ему в ответ. – Тогда Москву уже ничто не сможет уберечь. Оно захватит всю Русь, всё будет подчиняться нам, мы будем расти и шириться и захватим все земли, какие только есть смысл захватить и где есть хоть что-то, что представляет хоть какую-то ценность!

Боярин молчал.

Воевода расхохотался. Подпалив пергамент от лампадки, он бросил его на золото на полу и смотрел, как тот, чадя, сгорает, смрадно скорчивая валяющийся гусиный пух.

– Ты проиграл! – смеясь, воскликнул он, когда пергамент догорел и его пепельная паутина, вспыхивая исходящими на нет искорками, взлетела под потолок. – Проиграл! Твой род изведётся! А он изведётся! Он уже сейчас разрознен и размыт, Иван уйдёт с царства, и Варяги с царства уйдут, и ничто больше не сможет мешать нам! Вы уже сидите в подполах и не выказываете носа из своих щелей. Про вас уже забыли. Ваши знания потеряны. Вас нет! Если бы вы могли бы хоть что-нибудь, вы бы его не искали, а сделали бы новый. А вы не можете его сделать! Вы проиграли! Из-за тебя!

Фёдор стоял, не двигаясь, и ничего не отвечал воеводе. Тот подошёл к нему в упор и, всё так же продолжая смеяться, крикнул ему в лицо:

– Нет! Это ты лично проиграл! Мне! Понял? Нам теперь бояться нечего!