Не тайная связь Амина Асхадова

«Не тайная связь»

Амина Асхадова

Ясмин

– Ма-м-ма!

– Поспи еще немного. Скоро прилетим, – уговариваю дочь, приглаживая ее кудряшки.

Нахмурившись, она вертит головой в разные стороны, и все ее мягкие кудри неряшливо взлетают в разные стороны.

Непослушная.

Словно в доказательство моих уговоров, из динамиков борта самолета раздается холодный голос:

– Уважаемые пассажиры, самолет готовится к посадке. Просим вас занять свои места и пристегнуть ремни безопасности!

Мой пульс увеличивается в несколько раз, и я начинаю нервно ерзать на месте. В салоне самолета становится очень душно, и на миг мне даже кажется, что кислорода в легких становится катастрофически мало. Я понимаю, что это собственная тревога разгоняет пульс до сотни и заставляет мое сердце усиленно работать, но ничего не могу с этим поделать.

Мне тяжело было решиться на возвращение туда, где было разбито мое сердце, а ведь я обещала себе никогда сюда не возвращаться.

Все изменилось несколько недель назад, когда моему мужу прислали приглашение в Россию. Его племянник Мурад Шах получил высокую прокурорскую должность и собирается отметить это событие на все сто, а в письме черным по-белому было написано, чтобы мой муж прилетел не один, а со своей семьей, хотя все два года до этого семья мужа не проявляла ко мне особого интереса.

Все потому, что наш брак с Камалем был бельмом на их глазах. Наплевав на всех, Камаль взял меня в жены, даже несмотря на то, что я носила под сердцем ребенка другого мужчины.

Камаль оберегал меня как зеницу ока, после брака он поселил нас в пригород Лондона, а если он летал в Россию к родственникам, то исключительно один, что со временем стало вызывать все больше и больше вопросов.

К тому же, вскоре после брака я родила ребенка – чудную дочь, которую до сих пор еще никто не видел, поэтому наше долгое отсутствие в России повлекло за собой недовольство и неудобные вопросы.

Получив приглашение, мы решили лететь.

– Уважаемые пассажиры, наш самолет идет на посадку.

Эта новость вызывает во мне гамму чувств – от страха до предвкушения.

По мере снижения самолета мне начинает казаться, что приглашение в Россию было кем-то тщательно спланировано, и что едва шасси коснется земли, как меня выволокут из самолета, а правда – тайная, грязная, порочная – выплывет на поверхность.

Та правда, которую я хранила в себе много месяцев, а затем и лет, ведь Камаль взял меня в жены будучи беременной от другого. Камаль и мой брат молились, чтобы родилась девочка, и чтобы ее отец, Эльман Шах, никогда не претендовал на нее. Девочки в таких семьях были не в почете, мужчины из этой семьи возвращались только за наследниками, вот и Эльман – жестокий мужчина, которому по дурости я отдала свое тело, а позже и сердце – не вернулся бы за нами.

Наше лето в Санкт-Петербурге было бурным и страстным, но увы – наша тайная связь закончилась слишком быстро, оставив мне после себя битое стекло и чудную дочь.

Сжав кулаки, я пытаюсь согреть холодные конечности и успокоиться, но панические мысли лишь разгоняются до бешеной скорости – подобно той, с какой прямо сейчас снижается наш самолет. Еще взлетая над Лондоном, я пыталась сделать свою любимую медитацию, которой я научилась на одном из ретритов на Бали, но у меня ничего не вышло – сердце по-прежнему трепыхалось в груди, а кровь бешено бурлила по венам.

Меня отпускает лишь тогда, когда самолет полностью останавливается на земле. За иллюминатором самолета – серость и холод, а это означает, что мы прилетели.

Приземлившись в Волгограде, я сразу набираю мужа, который прилетел сюда несколькими днями ранее. Он обещал нас встретить, поэтому я не придаю значения гудкам в телефоне – возможно, он еще на пути к аэропорту и поэтому не может ответить на мой звонок.

– Ма-м-ма! – дочь удивленно указывает пальцем в иллюминатор.

– Юна, это снежинки. Ты еще их не видела, – поясняю дочери. Ей было всего полтора года.

Вместе с небольшим чемоданом и с дочерью в охапку я покидаю самолет в числе последних пассажиров. Сойти с трапа мне помогает вежливый мужчина, в глазах которого я вижу интерес.

За несколько лет в браке я привыкла, что кольцо на моем пальце и ребенок на подхвате не являются помехой для подкатов от чужих мужчин. Камаль только, увы, к этому не привык, и поэтому всегда бешено ревновал меня. На этой почве мы сильно поругались, когда он не хотел отпускать меня на ретрит к моей подруге на Бали, но в итоге я все равно полетела туда. Камалю со многим приходится мириться.

Незнакомый мужчина спускает мой чемодан, пока я с Юной на руках делаю первые шаги по волгоградской земле, однако далеко от трапа отойти не успеваю – почти сразу попадаю в омут острых, как моя смерть, глаз.

Я понимаю, что возле трапа нас ждали и уже очень давно. Прижав к себе дочь, я застываю на одном месте и испытываю разную гамму чувств – от страха до изумления. При виде Мурада Шаха и его делегации мне становится дурно.

На инстинктах прижимаю Юну к груди и напрочь забываю, как дышать.

– Где мой муж?

– Сперва здороваются, затем задают вопросы, Ясмин.

Проигнорировав его слова, я продолжаю упорно стоять на месте. Осенний российский ветер пронизывал меня с ног до головы, а я по глупости надела одно лишь платье, несмотря на предостережения Камаля о том, что осенью здесь очень холодно. Осенью я здесь не была, была только летом – горьким и сладким летом, которое я провела в постели Эльмана Шаха.

– У него дела, – заговорил Мурад сквозь зубы. Он был недоволен моим характером, как и вся семья Шах.

Эльману мой характер тоже не нравился, хотя трахать меня было ему в удовольствие. Когда наше бурное лето закончилось, и мой брат обо всем узнал, Эльману пришлось очень несладко. Мой брат отправил Эльмана Шаха в больницу, а меня – беременную – выдал замуж за Камаля. Вот и сказке конец.

– Долго хорохориться будешь? Садись в машину вместе с ребенком. Холодает.

– Я тебе не верю.

– Че за бред?

Прижав к себе спящее дитя, я с сомнением окидываю мрачную фигуру Мурада Шаха и не решаюсь сесть в автомобиль с охраной.

– Почему я должна садиться в твою машину? К чему такая честь, господин прокурор? В вашем услужении не нашлось простого водителя?

– Если посмотреть в широком смысле, то вы мне не чужие. Я приехал встретить вас с самолета.

– Дай мне поговорить с Камалем.

– Он занят, – настойчиво повторяет Мурад. – Итальянки все такие грубые или бывают исключения?

Пропустив его ироничный вопрос мимо ушей, я предупреждаю:

– Хорошо, мы поедем с тобой. Но имей в виду: если со мной и ребенком что-то случится, то весь гнев Сицилии и Лондона обрушится на твою голову, Мурад Шах.

– Эй, ну-ка следи за своим языком. Я лишь встречаю невестку с ребенком, а ты угрожаешь прокурору, – он прищуривается. – Помочь с детским креслом?

– Я сама!

Дернувшись от Мурада как от прокаженного, я в последний раз оглядываю опустевшую территорию аэропорта и кое-как заставляю себя сесть в салон вместе с Юной. Надеюсь, что Камаль был действительно занят и мне просто мерещится опасность, исходящая от Мурада.

– Готовы?

– Да, – бросаю, не взглянув в его сторону. В это время я посадила дочь в детское кресло и немного расстегнула ей одежду, чтобы она не вспотела. В машине было очень тепло, и она быстро уснула.

Мурад забирается в пассажирское кресло и отдает указ, а затем поворачивается к нам. Когда его взгляд упирается в Юну, мне кажется, что вот именно в эту минуту Мурад все поймет.

Поймет, что ребенок на самом деле от его брата – от Эльмана Шаха.

– Сколько ей?

– Что?

– Я спросил, сколько лет твоей дочери?

– Полтора года, – проговариваю отточеным языком.

На самом деле ей на несколько месяцев больше, но, когда Юна была зачата, я не была замужем за своим мужем. В роддоме я оказалась на несколько месяцев раньше, и мы подделали документы о рождении Юны. Что сделано, то сделано.

– Там уже все заждались, – произнес Мурад, не отрывая взгляд от Юны.

– Кто все? – спрашиваю немного резко, а затем склоняюсь к дочери и тем самым закрываю ее от рентгеновских темных глаз. – Ты так говоришь, словно приедет кто-то еще.

Мурад мне не отвечает.

Он отворачивается и делает вид, что не услышал моего вопроса. Было видно, что он злится на мою строптивость и непокорность, и сейчас решил отомстить своим молчанием. То, что Мурад мстителен – я почувствовала сразу.

Мне срочно нужно было увидеть мужа и попросить его не задерживаться в кругу семьи, а скорее вернуться в Лондон.

Нам здесь не место.

Нам здесь опасно.

Почти всю дорогу мы едем в молчании, лишь однажды Юна проснулась и стала проситься на руки, но я уже давно выработала к этому иммунитет и отучила ее от своих рук.

– Возьми и успокой ее, – велит Мурад, поморщившись от крика дочери.

– Она сама успокоится. Я не приучаю ее к рукам, у меня болит спина.

– Это новое веяние моды у матерей? Похуизм?

– Это моя дочь, и я воспитываю ее так, как считаю нужным. К тому же, ты просто не знаешь ее характер. Если всегда потакать ее капризам, можно сойти с ума.

Похныкав, Юна быстро успокаивается и начинает изучать виды, сменяющиеся за окном, а Мурад больше не спорит со мной.

Я бросаю взгляд в окно и замечаю, что мы приближаемся к коттеджному поселку, но я слишком много лет отсутствовала в этом городе, поэтому не могу точно сказать, движемся мы в правильном направлении или нет. Я упорно жду подвоха, поэтому несколько раз нервно поправляю свое платье и случайно задеваю ногтем капроновые колготки. Черт! Они с треском рвутся в районе бедра, но от мысленной драмы меня отвлекает вопрос Мурада: