Даремы пришли несколько раньше, чем прочие гости и, услышав о том, что присутствовать будет и новый человек, удивились и несколько озадачились.

– Джулиан Кин… – задумчиво протянул капитан Дарем. – Где я слышал это имя?

Несколько секунд Джордж Дарем пребывал в задумчивости, после чего торжествующе выдал:

– Ну да! Конечно! Джулиан Кин! Это же тот новомодный актер, по которому сходит с ума половина столицы!

Мы с миссис Мидуэл озадаченно переглянулись. До наших мест доходили новости из столицы, но обычно никому в голову не приходило обсуждать театр, если имеешь так мало шансов его посетить.

Но теперь, по крайней мере, стало понятно, откуда такое удивительно вычурное имя у моего нового знакомого. Вполне закономерно, когда актер придумывает себе какой-то особенно звучный псевдоним. В конце концов, мало кому будет интересно смотреть на играющего на сцене Джона Смита, даже если он невероятно привлекателен. Джулиан Кин – дело другое.

– Никогда бы не заподозрил, что ты театрал, – не удержался от колкого замечания викарий, искоса посмотрев на старшего брата.

Джордж махнул рукой.

– Я – и театрал? Ты, должно быть, шутишь. В любом случае, он действительно так хорош собой, как об этом болтают? – спросил у нас с хозяйкой дома капитан.

Меня немного озадачило, что о подобном хочет узнать Джордж Дарем, а не его жена.

– Невероятно хорош, – ответила я. – Впрочем, вы сами сможете убедиться, когда мистер Кин появится.

Миссис Браун и мистер Кин пришли точно к назначенному времени. Я сразу заподозрила, что такая пунктуальность – дело рук миссис Браун, порой невыносимо педантичной женщины.

Наша соседка была одета в лучшее муаровое платье, пусть и слегка старомодное. Ее молодой гость предпочел чересчур темный для весны льняной костюм. Одежда мистера Кина не производила ощущения тщательно подобранной.

После недолгих приветствий, когда взгляды всех были направлены на столичного актера (как и положено людям его профессии, Джулиан Кин легко перенес чужое внимание, более того, он его словно едва замечал), мы уселись, наконец, за накрытый стол.

Миссис Картрайт пришла именно к этому времени. Она выглядела чрезвычайно цветущей для вдовы, так что любому стало бы ясно – безутешностью тут и не пахнет.

Разговор тек о погоде, природе, разумеется, об убийстве не было произнесено ни слова. До того момента, пока мистер Кин с детским простодушием не спросил:

– А что же с тем убитым стариком? Полиция еще никого не арестовала?

Слова показались слегка неуместными, однако никого не возмутили и даже не удивили. За время ужина все присутствующие сделали слегка разочаровывающий вывод: Джулиан Кин оказался настолько же глуп, насколько красив. Пока шел обмен гладкими светскими фразами, которые все мы заучивали настолько, что едва понимали их смысл, недостаток ума в мистере Кине сложно было разглядеть, но стоило только разговору потечь свободно, как вопиющая неразвитость этого человека бросалась в глаза.

Глупость Джулиана Кина была особого рода – почти детская, наивная. Если бы он оказался глупей еще немного, люди бы с полным на то правом могли бы назвать молодого актера идиотом. Мистер Кин не относился к тому сорту людей, которые, ничего не зная и не понимая, пытаются выставить себя большими знатоками. Молодой человек как будто осознавал, что ни с кем не может соперничать в уме или кругозоре, и не пытался, с легкостью принимая собственное несовершенство. В Джулиане не было ни самолюбия, ни мнительности – одно только добродушие.

– Полиция еще ничего не узнала относительно смерти моего мужа, – с потешной чопорностью произнесла миссис Картрайт, подчеркнув «моего» в своей фразе.