– Ты комсомолка, в трудную минуту должна помогать Родине, в этом есть острая необходимость. Мы знаем, что ты встречаешься с Альгисом. Нам нужна твоя помощь, возражений не принимаем. Вот тебе вопросы, их нужно на обычном свидании просто в разговоре задать Альгису и записать ответы, а мы потом заберем этот лист. Слово «должна» было ключевым в этом предложении, слышалась повелительная интонация. Ну и что делать? Как отказать? Это уже не проблема, это уже беда. Отец партийный, на ответственной работе, да я и сама считала, что Родине надо помогать. Мне не оставалось ничего другого, как согласиться.

Честно сказать, в Литве в то время не все были довольны Советской властью, в лесах ещё скрывались, так называемые «лесные братья», которые боролись за свободную Литву. В городе как раз произошел случай, когда над литовской гимназией вывесили флаг бывшей Литвы, из учительской украли пишущую машинку, из кабинета военного дела украли оружие. Но мы были ещё почти дети, и это нас не настораживало, мы смутно понимали эти политические игры. Я дружила со всеми ребятами – литовцами, русскими, евреями, с девочками и мальчиками, со всеми ходила в клуб, танцевала, с кем хотела, каждый старался пригласить меня на свой день рождения, благодаря отцу я могла позволить себе хорошие подарки. Когда я приезжала из Паневежиса, где мне пришлось учиться, меня на вокзале встречало по 16 человек, все были ко мне внимательны, а многие парни были влюблены и соперничали между собой.

Короче, я не могла отказаться от этого приказа, хотя мне было очень плохо, но долг Родине все-таки превысил. Альгис был серьезный, умный, видный парень – такой мог возглавить любое молодежное движение, а я была патриотом своей страны, хотя интересовали меня тогда только танцульки, да поцелуйчики. Видимо, для большей важности вопросы мне принесли глубокой ночью, потом так же забрали ответы.

Я решила для себя, что ни за что не напишу про Альгиса плохо. Вопросы задам, но если что-то пойдет не так, сама напишу правильные ответы. Мне не пришлось этого делать. Альгис был ни в чем не замешан, он так же, как и я верил, что все люди братья навек.

Со временем я стала забывать эту некрасивую историю, хотя первое время мне очень хотелось всё рассказать Альгису. Но я боялась, мне велено было молчать. Мы с ним весело проводили время, он приходил ко мне в гости, приносил цветы, уверял, что самый красивый цветок – это я, но как-то подарил розу и чувственным шепотом произнес: «Ты самый нежный бутон розы, но когда тебе что-то не нравится, ты выпускаешь острые шипы, как эта роза». Здорово подметил, сама я думала, что «выпускаю шипы» только в случае опасности.

Зимой мы с удовольствием гуляли по хрустящему снегу, у меня были маленькие фетровые беленькие бурочки, очень нежный и тонкий кружевной платок из козьего пуха и любимые духи – «Красная Москва», «Белая сирень», «Серебристый ландыш». Закутавшись в шубы, мы катались на санях, запряженных моим конем, целовались на морозе или просто сидели дома на диване, смотрели друг на друга, и время замирало, мы любили мечтать о будущем.

Нам было хорошо вместе и очень уютно, даже когда мы просто молчали, держась за руки. Он был такой душевный, умный, чувственный. Однажды зимой мы пошли на танцевальный вечер. Я всегда брала с собой туфли, там переобувалась, а назад туфли нёс он. Когда мы подошли к дому, то обнаружили, что туфель остался один. Была метель, дул сильный, пронизывающий ветер, Альгис все равно возвратился, искал, но в глубоком снегу так ничего и не нашел. Тогда на подошве оставшейся туфли я написала «Найдешь второй – буду твоей. Искра». Туфель был новый, лакированный, надпись на подошве хорошо выделялась.