В салун заходит Игорь Семенов – худощавый мужчина в надвинутой на лоб кепке. Посмотрев на Александра Евтеева, взгляд на нем он не задержал.

Евтеев поступил так же.

– А ну пошел прочь! – заорал владелец салуна Дмитрий Захоловский. – Двигай, двигай, исчезни отсюда! Скройся, я сказал!

Игорь Семенов уходит.

– Ваш клиент? – спросил Евтеев.

– В моем салуне я его не потерплю, – сказал Захоловский.

– Он падает и блюет? – поинтересовался Евтеев.

– Я подозреваю, что он торгует наркотиками, – сказал Захоловский. – Пытается быть скрытным, но у него не получается. Он вынуждает меня задумываться, кто же его сюда перевел. Мы вроде бы на отшибе, однако он откуда-то взялся… пятый день отирается. Да и ты неясно кто.

– Я к Брагину, – сказал Евтеев.

– К живущему на озере? – спросил Чурин. – А что у тебя с ним?

– Мы старые, еще школьные товарищи, и…

По лестнице спускается принимаемый здесь за сектанта Григорий Доминин.

У него длинные седеющие волосы, на нем белоснежная, не заправленная в брюки, водолазка; дойдя до середины лестницы, он остановился и окинул благосклонным взором расположившихся внизу.

– Подать вам поесть? – уважительно спросил Захоловский. – Но Варвара, наверное, у вас…

– Она в моей комнате, – сказал Доминин. – Ты на кого-то кричал?

– Я не нервничал, – пробормотал Захоловский. – Я на торговца…

– Чем торгуют? – спросил Доминин.

– Возможно, наркотой, – ответил Захоловский. – За руку я не ловил, но интуитивно предполагаю, что он по этой части. Продает, подсаживает…

– Детей? – спросил Доминин.

– Дети ко мне не ходят. Детей поблизости нет… ни одного моложе тридцати. Тут вымирающий район.

– Север, – усмехнулся Доминин. – Жизнь затихла, но она не прекратилась – она заморожена. В таком виде не сгниет. Когда будет нужно, оттает. Расцветет.

Усмехающийся Доминин направляется наверх и, миновав коридор, заходит в свою бедно обставленную комнату, где его поджидает Варвара Волченкова – при появлении Григория она почтительно встает со стула.

– Что хозяин сказал? – спросила Волченкова. – Меня не требует? И что за привычка – считать меня своей собственностью… разносящей тарелки, танцующей стриптиз, который наверняка не возбуждает, но это не моя забота: за разбитую тарелку с меня вычтут, а за то, что я никого не завела, хозяину с меня не удержать, я же раздеваюсь и двигаюсь – заводитесь, пожалуйства, вы мужчины, я женщина… не первый сорт, но и вы мужчины полудохлые, если не возбуждаетесь, когда перед вами женщина обнаженная. Взаимного притяжения между нами не чувствуется.

– Ты о себе и о тех? – осведомился Доминин.

– Может, и о тех… или о вас. Хозяину не нравится, что я у вас бываю. Громко не ругает – зудит… комнату вам сдал, а втихаря на вас наговаривает. Сектантом зовет.

– Вера мне не безразлична, – сказал Доминин. – Распять меня он не грозится?

– А вы досадили ему ровно настолько, чтобы вас извести?

– Оружия я не сложил. – Доминин улыбнулся. – Поиск надежных соратников успехом, я думаю, увенчается.

ПРОВАЛИВАЮЩИЙСЯ по колено в снег Александр идет по безбрежному белому пространству к неподвижной черной точке, обретающей по мере продвижения человеческие черты и оказывающейся Игорем Семеновым.

Не дойдя до него метров двадцать, Евтеев натыкается ногой на что-то твердое.

Работа той же ногой, разгребание снега, Александр видит, что тут лежит тело, чье лицо от снега все еще не избавлено; оно расчищается Евтеевым опять же ногой.

Оно женское.

Весьма симпатичное, с открытыми, вдумчиво глядящими глазами, не отвлекающийся от рассматривания откопанной девушки Александр делает Семенову знак, чтобы бы тот убирался.