На прочитанный в его глазах вопрос она развела руками.

Они вместе поглядели на их кровать.

Никоим образом не теряясь, на ней вольготно восседал художник-композитор Юпов, посмотревший на Александра Брагина, как на глупую жертву, чьей участи он сопереживает.

– Я, господин Брагин, поступил нетактично, – промолвил Юпов. – Что тут рассуждать! Вы возвращаетесь к вашей невесте и видите с ней другого мужчину – это действительно ситуация. Недоразвитый человек из-за ревности буквально бы взвился, а за вас я могу не опасаться – вы занимаетесь точными вычислениями. Вы все подсчитаете и сделаете верные выводы. Поймете, что дожидаться вас на морозе было для меня чревато.

– Если пришли, то чего же не войти, – пробормотал Брагин. – Но зачем вы пришли, я… он тебе как-то представился?

– Он сказал, что он приятель твоего одноклассника, – ответила Вероника.

– Мне он говорил о том же, – кивнул Брагин.

– Где? – спросила Вероника.

– На озере.

– Так вы с ним встречались? – удивилась Вероника.

– Он художник и композитор. Какой из его талантов в нем первичен, я в памяти не удержал и об этом не жалею, впрочем, в здешних снегах культурного собеседника отыскать затруднительно, а моя невеста, в отличии от меня, потрепаться в интеллигентной компании не откажется. Вы к нам поэтому? Притомились от ваших темных и необразованных?

– Они мне опостылели, – ответил Юпов. – Я бы их всех перестрелял. За интеллигенцию, что они извели.

– Вы азартный, – тревожно промолвила Вероника. – По вашей музыке это заметно?

– А вы послушайте, – сказал Юпов. – Я вам напою из своего… бум! Бэм! Бам-бум-бэм! Бам! Бум-бэм-бам! Бэм! Бум!

ДВЕРЬ салуна по-хозяйски распахивается, и в него, наступая на лыжи почтальона Гольцова, вваливаются двое устремляющихся к стойке мужчин криминальной наружности: Алексей Макарский и Николай Галямин.

Оскорбленный почтальон вскакивает, присматривающийся к вошедшим Михаил «Косматый» сурово щурит глаза, на затрепетавшую всем телом Марину Саюшкину их приход действует вдохновляюще.

– Пару по сто перцовой, если есть, – сказал Макарский. – Изобразите?

– Соизволю вас обслужить, – промолвил Захоловский.

– Называйте, как вздумаете, – усмехнулся Макарский. – Нам бы водки в рюмки, а разбираться в нюансах нам с братишкой недосуг. Закусывать мы не будем.

– Пейте так, – выставляя рюмки, сказал Захоловский.

– Это мы потянем! – воскликнул Галямин.

– Не наливай им, – сказал «Косматый».

– С чего бы? – удивился Захоловский.

– Пусть они у меня сами осведомятся, – процедил «Косматый». – Представив, что здесь только я и они. Говорите, братва, откровенно.

– Угу, – пробурчал Макарский. – Нас-то, правда, двое, а с вами тут… не один. Какого лешего на нас окрысились?

– Я думаю, вы ко мне, – ответил «Косматый». – Прикатили удружить старому «Косматому» вечным покоем. И из чьей же вы, дорогуши, бригады? Жеки «Бобра»?

– Мы о нем, – пробормотал Макарский, – мы ничего о нем…

– Гоши «Пены»?

– Да довольно вам перечислять! – воскликнул Макарский. – Что нам эти кликухи? Мы никакие не уголовники.

– Вы можете быть и из посторонних, – сказал «Косматый». – Из каких-нибудь химиков-отравителей или спортсменов-душителей, но вы приехали меня убивать, и я вас раскрыл. Помешать вам меня прикончить я, наверное, не смогу. Усложнять вам задачу я начинаю прямо сейчас.

– И как же? – спросил Галямин.

– Надо поразмыслить, – пробормотал «Косматый».

Михаил «Косматый» задумался.

– Не знаю, помогу ли я вам, но они мне знакомы, – сказала Марина. – Они живут в городе километрах в шестидесяти отсюда, и в наш салун они заезжали… позапрошлой весной. Хозяин обязан помнить. Ну?