– Понял вас, Кира, – сказал Юра, пряча бумажку с адресом в карман. – Вы даже не спросите, почему меня ищет милиция?

– У нас не принято спрашивать. Если наши просят помочь – мы помогаем без вопросов.

«У нас», «наши», «мы» – было в этом какое-то благородное единение и общность интересов, словно в тайном клубе, доступ в который имел только избранный.

Впрочем, Юра, будучи не настолько наивным, прекрасно понимал, что благородством тут и не пахнет. Тут свои законы. Волчьи.

***

Лариса натянула вязаную шапку до самых бровей. Подумала немного и накинула сверху капюшон куртки.

– Лариса, тут до школы двадцать метров.

– Это конспирация, мама. Не хочу, чтобы кто-нибудь видел, что меня родители в школу привозят.

– А что в этом такого? – удивился Саша. – Мы не можем своего ребенка в школу отвезти? Помнишь, как мы тебя сюда в первый класс привели? Ты тогда с такими большими бантами была, в руках гладиолусы, ранец за плечами новый.

– Ладно, вы тут ностальгируйте, а я пошла. Пока!

Лариса перекинула через плечо ремешок сумки и выскочила из машины.

– Стесняется нас, – сокрушенно сказал Саша.

– Взрослеет, – грустно ответила Капа.

У ворот дочь откинула капюшон и сняла шапку. К ней сразу же подошли одноклассники: две девочки и мальчишка с дипломатом под мышкой. Компания, переговариваясь, не спеша направилась к крыльцу, к которому со всех сторон сбегались школьники.

Саша завел машину.

– Ну что, поехали?

– Поехали.

Саша молча крутил руль, Капа тоже молчала и смотрела на город, замерший в ожидании лютой зимы. Снег, неровными сугробами лежавший вдоль обочин, оброс выхлопной грязью, деревья поникли голыми ветвями, на остановках в попытках согреться выплясывали люди, а сверху, с крыш и оконных карнизов, хмуро посматривали уличные завсегдатаи – воробьи и голуби. Правда, городскую серость немного разбавляли лозунги на стенах домов, предприятий и растянутых над дорогами кумачовых лентах:

«Трудящиеся Советского Союза! Самоотверженным трудом крепите экономическое могущество нашей Родины! Успешно выполним план 1985 года, достойно завершим пятилетку!»

Или:

«Товарищи! Будьте рачительными хозяевами, боритесь за экономию материальных ресурсов! Проработаем в 1985 году не менее двух дней на сэкономленных материалах, сырье и топливе!»

Или:

«Да здравствуют советские профсоюзы – школа управления, школа хозяйствования, школа коммунизма!»

Или этот, на стене станкостроительного завода:

«Трудящиеся Советского Союза! Шире развертывайте социалистическое соревнование за достойную встречу XXVII съезда КПСС! Новыми достижениями в труде ознаменуем съезд родной ленинской партии!»

Машина ткнулась передними колесами в сугроб.

– Капа, приехали.

– Я вижу. Слушай, Саша, думаешь, этот Четвертазин решится на что-нибудь такое? – задумчиво спросила Капа, глядя на рабочих, тянущихся через проходную.

Саша постучал пальцами по рулю.

– Не знаю. Но лучше перестраховаться.

– Да, наверное, – согласилась она. – Не забудь Ларису из школы забрать.

– Ох и криков будет! – с улыбкой покачал головой Саша.

– Строже с ней будь, хорошо? Все, пока!

Поцеловав мужа, она вышла из машины. Куривший у проходной Коля Волобуев приподнял кроликовую шапку и, слегка поклонившись, ехидно поинтересовался:

– Начальство прибыть изволило?

– Изволило, Коля, изволило, – миролюбиво ответила Капа, шаря в сумке в поисках пропуска. – Как дела? Смирился с мыслью, что не быть тебе мастером в этой жизни?

Волобуев усмехнулся.

– А у меня выбора нет. Вам, высоколобому начальству, виднее, кто достоин. А я кто? Простой скромный рабочий. В общественной жизни не участвую, политикой не интересуюсь, деревья со школьниками не сажаю. Я просто вот этими мозолистыми руками вытачиваю детали. Хренову тучу лет!