учились. Мокруху постараемся не сделать – нам это ни к чему. Рыжий, выглянь в окно, – кивнув головой назад, – вертухая во дворе не видать?

– Так там же темень, чё я там увижу? – протестующе, заявил один из подручных Паши.

– Ты глянь, раз сказано, а темно, не темно, не твоего ума дело – моргала свои пошире раскрой! На-крайняк – уговор, как догово- рились, чтобы не влипнуть по-полной. Слышали все?

Рыженький паренёк подошёл к окну, раскрыл створку окон-

ную, лёг на подоконник грудью и стал вглядываться вниз в тём- ный двор, где только при входе в подъезд тускло светила лам- почка, наконец он выпрямился, закрыл окно, повернувшись,

сказал:

– Пусто, хоть и темно – токо ветки шелестят, можно начинать.

В ту же секунду Костю сзади ударили прямо в затылок. По

инерции, сделав пару тех шагов, которые отделяли его от Паши, получил встречный удар кулака прямо в губы. Паша нанёс удар, не вставая со стола, возможно, это в какой-то мере и спасло Ко- стю в те первые секунды избиения. Если бы Паша ударил его,

стоя – встречным ударом, то могло бы и не потребоваться бить дальше. Отлетев от стола, следом со всех сторон посыпалась

серия ударов, и уже через минуту Костя лежал на полу. Били не торопясь, стараясь не мешать друг другу: словно на соревнова- ниях подходя по очереди к спортивному снаряду. Подходили двое, приподняв парня с пола, взяв его под мышки, очередной подходил и исполнял серию ударов. Когда уже всё было в кро- ви, чтобы сильно не запачкаться, перешли бить ногами. Отлива- ли с графина водой, приводя в чувство, и снова били, и били. В очередной раз вода перестала действовать, Паша сказал:

– Это предел, хватит, и так кулаки болят, к тому же может и коней двинуть – греха потом не оберёшься. Перекур устроим. Придёт немного в себя, обмоем и оттащим его в постель, уло- жим как куклу, а там пусть ищут, где он ночью бродил и куда падал.

Очнулся Костя, придя в сознание, когда на лицо ему тонкой струйкой бежала вода. Над ним стоял тот рыжий парень с гра-

фином в руках и с интервалами плескал на него воду. Паша, си- дя в той же позе, что и раньше, будто бы и не вставал до этого,

заметив, что тот пришёл в себя, цинично издеваясь над полужи- вым парнем, сказал громко:

– Скоко живу, так и не понял, может, кто из вас надоумит, чё он лежит, растянулся на всю хату?! Вперёд ногами выносить нас не учили, мягко говоря, мне до фени: лежи тут скоко хочешь, но

сам подумай хата-то не твоя! К примеру, мне надумается ещё

пару раз съездить тебе по рылу, – и чё прикажешь? Мне на коле- ни становиться затем, чтобы скулы тебе на место поправить?!

Ну, ты, мудак!.. а ну, братишки, подняли его на руки, как прежде я вас учил, токо держите правильно и крепко, а то промажу, по- том у себя зубы считать придётся. Давай быстрее шевелитесь, а то уже жрать охота; ужин-то сёдня мимо прошёл. Там есть в од- ной хате, хуторянин из дома приехал. Очередную посылку от мамки чувак приволок. Пока будем с этим хмырём разбираться, всю нашу хавку полопают, падлы!

Пока Паша рассусоливал, смакуя своё высокое в иерархии

приблатнёного мира положение, – по крайней мере, он так счи- тал – остальные сидели на кроватях и курили: в ту минуту они

никак не ожидали от жертвы такой прыти. Костя резко вскочил. Кто бы мог подумать, что полудохлый так может скакать: после, как минимум, трёх раз, подряд терявший сознание. Костя обе- жал стороной стол, на котором сидел Паша, вскочил на под- оконник и кулаком со всего размаха ударил в стекло, отчего оно тут же посыпалось, при этом сильно поранив ему ладонь. Тут

было уже не до руки, вся голова и лицо, словно каша: к тому же сработало чувство самосохранения, которое в отдельных случа- ях спасает человеку жизнь. Держась рукой за переплёт оконной рамы, одну ногу выставил наружу на отлив окна и в таком поло- жении застыл. Поглядел вниз, – высоко ли лететь. Выломал кусок острого стекла и, сжимая в руке так, что с пальцев стала сочиться кровь, глянул вглубь комнаты на всю эту компанию, которая то- же замерла в недоумении, сказал хриплым, словно простужен- ным голосом: