– Я купил это как отец. Мы с тобой поженимся, и я удочерю ребёнка. Ты согласна?

– Согласна! – радостно завопила девочка и, сорвав с головы панамку, закружилась, высоко держа её в поднятой руке. – Ура-а-а!..

– Лера?.. – взяв её за руку и требовательно глядя в глаза, повторил Дима. – Ты согласна?

И Лерка, переведя взгляд с Димы на дочку и обратно, дрогнувшим голосом сказала:

– Да.


Вот как удачно всё получилось! Лерка и не ожидала такого. Ей просто необходимо было уехать из этого городка, где у неё очень со многими мужчинами были запутанные, неоднозначные, внезапно оборванные или не до конца прояснённые отношения и где она имела сильно подпорченную репутацию и нелестное прозвище «Чикса».

Один ухажёр, он же сосед по коммуналке, полгода назад вернувшийся из тюрьмы и обнаруживший её невестой другого, мужик горячий и безбашенный, грозился «ноги выдернуть», чтобы не носилась по мужикам, и убить, если она не станет с ним жить. По принципу «не доставайся же ты никому». А тюрьмы он не боится. Лерка, до сих пор беззаботно крутящая хвостом направо и налево, на этот раз серьёзно испугалась. Это от него она убегала тогда на танцплощадке. И ещё была пара бывших, желавших поквитаться с ней за то, что морочила голову, раздавала авансы, в результате «продинамила» и без объяснения причин бросила. Это был её стиль, поэтому многие имели на неё зуб.

Так что из города нужно было бежать туда, где её никто не знает. И ей, правда, уже хотелось нормальной семейной жизни, но за кого здесь замуж выходить?

И тут Дима. Дима ей нравился. Он совсем не был похож на парней и мужиков, с которыми она раньше имела дело. Она чувствовала в нём человека надёжного, заботливого, и особенно подкупало его сердечное отношение к её дочке. Одной тянуть ребёнка трудно.

Она уволилась из санатория, в котором была на хорошем счету, собрала вещи, и они с дочкой уехали вместе с Димой в Москву, где через месяц тихо расписались. Дима хотел удочерить ребёнка, но Лерка отказалась – не хотела терять пособие, полагающееся матери-одиночке. Он возвращался к этому вопросу ещё несколько раз, хотел, чтобы было всё как положено – ребёнок, мать, отец, одна фамилия. Семья. Но Лерка то обещала подумать, то просила подождать, тянула время, а там и дочка выросла. Но она считала Диму папой, и у неё с ним были даже более близкие и доверительные отношения, чем с матерью. И фамилию Лерка оставила в браке свою. Объясняла: хочет носить папочкину, он её любит больше всех и назвал с учётом фамилии, так что менять её ни на какую другую она не будет.


Лерка родилась в рабочем посёлке недалеко от того городка, где встретилась с Димой. Домик их стоял прямо на трассе, ведущей в Ленинград. По шоссе сплошным потоком тянулись машины, грузовики, фуры, автобусы. Между дорогой и их забором метра три, жирная липкая пыль густо покрывает жухлую траву на обочине, цветы в палисаднике, три окошка по фасаду. В тёплое время года мыть окна и стирать занавески приходилось каждый месяц. Выстиранное бельё развешивали на верёвке далеко за домом и то торопились поскорее снять – пыль добиралась и туда.

Отец, высокий, худой, рыжеватый Борис Харламов, тракторист, пил немного, детей своих – пятерых дочек – любил и хозяином был хорошим.

Мать – маленькая, кругленькая, расторопная, с певучим голосом, работала весовщицей на складе. Отвешивала зерно, удобрения, ушла на пенсию с астмой.

Четыре дочки уродились в мать – пухленькие, беленькие, хохотушки и хорошие хозяюшки. Все замужем, у всех нормальные семьи, дети.

Борис их любил, но ждал сына. Мечтал назвать его Валерием, в честь любимого хоккеиста – Валерия Борисовича Харламова. Такая у него была мечта. Когда жена ждала четвёртого ребёнка, он был почему-то уверен, что вот на этот раз точно будет парень. Но родилась Лерка. Отец дал девочке женский вариант давно заготовленного имени – не мог больше ждать. Лерка получилась точная копия отца и стала его любимицей. В погоне за сыном родители решились ещё на одного ребёнка, но опять родилась девочка, точно такая же, как старшие сестрички. Отец радовался, что успел назвать заветным именем пусть дочку, но зато какую – вылитый папка! – и перестал горевать, что нет сына. Лерка росла настоящей пацанкой.