Но он регулярно привозил деньги, говорил: на ремонт, Регине на велосипед, на шубку-сапожки, на новый телевизор, да просто – я вырос и хочу помочь своим маме и папе. Главную причину не упоминал, чтобы не обидеть родителей. Он хотел вернуть то, что было потрачено на учителей для него. Точную сумму он не знал, при нём это никогда не упоминалось, но приблизительное представление имел. Мысленно округлил в большую сторону и решил во что бы то ни стало отдать. Во-первых, было стыдно, что не оправдал, во-вторых, казалось, что тогда на душе станет легче.

В Москве у него были продолжительные отношения с тремя женщинами, но ни одни не завершились браком. В двух случаях бросили его – Дима был, конечно, симпатичный, воспитанный, непьющий, но при этом не амбициозный, работа грязная, тяжёлая, без каких-либо перспектив в плане карьеры, разве что пенсия на пять лет раньше, комната в общежитии четырнадцать метров с кухонной нишей без окна, для одного нормально, а если семья, дети? Домов для сотрудников их организация не строит, рассчитывать не на что. Обе женщины не без сожаления ушли искать более подходящие варианты. С квартирой, более престижной работой, более высокой зарплатой. Хотя и понимали, что Дима порядочный, верный, руку на женщину не поднимет и отцом будет замечательным. Но – материальная сторона для них оказалась важнее. С третьей он расстался сам. Она, на его взгляд, была вульгарна, лжива, расчётлива, грубовата, он ей не доверял и очень скоро почувствовал неприязнь.

Последние два года жил один. В комнате у него была чистота и порядок, зарплаты ему с лихвой хватало, время от времени встречался с девушками, но домой никого не приводил.

И тут Лерка. Он смотрел на неё, как сказал бы Задорнов, с энтомологическим интересом, как будто ему в сачок для бабочек вдруг попался птеродактиль. Лерка была для него особью неизвестного ему класса, подкласса, вида, подвида и семейства. Она не поддавалась никакой классификации. И этим привлекала и настораживала. Но привлекала всё-таки больше.

Она работала и жила в детском санатории. Была медсестрой, имела дочку шести лет. Мать-одиночка. Тогда, в день знакомства, на танцплощадке она пряталась от назойливого ухажёра, спасибо Диме, он её спас.

Познакомила с дочкой. Дима сразу расположился к девочке, они нашли общий язык, она бежала к нему с радостным криком: дядя Дима!

Три недели, до конца Диминого отпуска, длился их конфетно-букетный период втроём. Он водил их в кафе, в кино, покупал сладости, цветы, игрушки, книжки. Несколько раз гулял с девочкой по городу, в парке, пока Лерка была на работе, покупал ей мороженое, газировку, воздушные шарики, потом они встречали маму после смены и гуляли уже все вместе. Один раз, заметив аккуратную штопку на колготках и коротковатые рукава кофточки, зашёл с ребёнком в детский магазин и, учитывая её пожелания, накупил ворох вещей: два платья, гольфы, панамку, сандалики – чтобы замаскировать пять пар колготок и красивую тёплую кофточку на размер больше. Чтобы Лерка не поняла, что он заметил. Чтобы её не смущать. Девочка скакала от радости, держась за Димину руку, а Лерка растерянно доставала из сумки новые детские одёжки и не знала, как быть.

– Дима, ну зачем? Я не могу это взять. И денег, чтобы тебе отдать, у меня сейчас нет. Ну, кто тебя просил? Ну, купил бы панамку, а тут одежды на половину моей зарплаты. – И порывисто стала совать ему в руки эту сумку. – Пожалуйста, сдай это назад. Ты чек взял? Ну, они могут и так принять, они тебя ещё помнят. Иди прямо сейчас же!

Дима решительно не собирался ничего сдавать назад и попытался объяснить, что это ребёнку, почему, ухаживая, он может дарить маме цветы и духи, а дочке не может купить простого платьица? Но Лерка стояла на своём: цветы и духи женщине – да, это она примет от ухаживающего мужчины, но одевать ребёнка может только мать. Или отец. А не ухажёры. Девочка, поняв, что может лишиться обновок, которые она, как взрослая, примеряла в магазине перед большим зеркалом под одобрительные реплики продавщиц, уже кривила губы, сдерживая рыдание, и Дима, неожиданно для себя сказал: