— Он прислал еще кое-что. Нер! Тут съемка из номера! Это капец! Они снимали и в номере! Это же писец!

Я смотрю запись, забрав у возмущающейся подружки смартфон. На видео не происходит ничего особенного: я раздеваюсь, бросая одежду на пол, а потом забираюсь в постель, сбросив туфли у кровати.

Тогда почему я проснулась в них?

Забираюсь под одеяло, устраиваюсь под ним... Запись обрывается в тот момент, когда надо мной нависает мужчина. Я просматриваю этот момент не меньше десяти раз, желая разглядеть лицо. Но что можно взять со смартфона и такой не самого лучшего качества записи? И почему Головин не прислал все? Противно смотреть?

— Не Спилберг, конечно, — резюмирует подруга, постучав брелоком о руль. — Но понятно, что не соврал, утырок.

Головин не отвечает на мое последнее сообщение, а я не стану писать еще что-то. Это уже перебор. Гордость орет, что есть мочи.

— Ты же понимаешь, что это подстава?

— Злат!..

Может, я и выгляжу, как ее младшая сестра, но не глупа и лет мне предостаточно.

— Ты не знаешь, кто жил в том номере? Головин вряд ли скажет фамилию этой стерляди.

Она спрашивает на полном серьезе, и кто после этого наивная балда?

— Его фамилия Кронглев, — говорю, закатывая глаза. — Головин назвал ее.

— Вот прям так и назвал? — спрашивает Златка, сойдя с лица.

— Злат, я не могу знать всех постояльцев отеля. Да, он сказал мне фамилию отца ребенка. Наверное, не ожидал моего визита и отвечал, не подумав, на таких же эмоциях, как я! А теперь ты!..

Я вижу, что она знает, кто он. Эта фамилия для нее не в диковинку. Побледнела она не просто так.

— Поехали домой? — предлагает золовка, резко меняя тему. — Есть сильно хочется.

— Цаплина! Ты офигела?! Ты что творишь? Думаешь, я не понимаю ничего?! Отвезешь домой и накинешься на меня вместе с мужем!

Я качаю головой. Подруга называется! Это после того, как я помогала ей в ее амурных делах с Венькой!

— Венер, ты не обижайся! — Она трогает меня за плечо, но я сбрасываю ее руку. — Я честно не знаю! Слышала его фамилию, когда Веня приходил домой жутко раздраженный. Я просила рассказать, что случилось.

Зная брата, могу прямо сказать, что он ничего толкового ей не рассказал. Вымуштровала его на свою голову. Задолбал в свое время тем, что приносил работу домой и вел себя со мной так, словно я его подчиненная, коллега или подружка из соседнего офиса.

— А он только: "Опять этот Кронглев!" — и...

— Ну и что?!

— Он говорит, что жалеет, что принял помощь от Головина. Мол, надо было пробовать самому пользоваться всеми инструментами для победы в выборах, а не устранять конкурента его руками.

Мои глаза расширяются.

— Что?

Я-то считала, что это я замолвила словечко за жениха, а оказывается, что они договорились баш на баш.

— Он что, заказал кого-то? Что значит устранил?

— Не убил. Я тоже спрашивала. Он нейтрализовал Бурова до начала предвыборной кампании.

Помню Бурова. Помню вопли брата. Сама не понимаю, что творится наверху. Но знаю, что все только ропщут, а на деле проглатывают. Плевать им на темное прошлое.

— Как он сделал это?! — спрашиваю я, холодея до самых костей.

Как же плохо я, оказывается, знаю своего братишку.

— Без понятия. Он не говорит, а я не настаиваю.

Мы едем в дом Цаплиных, а я мучаю поисковые системы, пытаясь узнать об этом Кронглеве хоть что-то. Но данных так мало. Остались какие-то старые упоминания об участии в уголовных делах конца девяностых и открытые данные налоговой службы.

Этот Кронглев И.С. основательно подчистил данные о себе, оставив лишь то, что он простой предприниматель, занимающийся лесом и строительством в далекой Сибири.